– Как знаете.

* * *

Добравшись домой, Будищев поручил мальчишку заботам охающей Домны, а сам направился в гальваническую мастерскую, забрать Стешу. После несчастья с Семкой Дмитрий твердо решил, что дети будут жить у него, и наплевать на людские пересуды. Люсия, слава богу, не дура, должна понять, что к чему, тетушка тоже, а мнением прочих можно и пренебречь.

Как ни странно, девушки на работе не оказалось. По словам управляющего, утром она пришла с заплаканными глазами, чувствовала себя нехорошо, все валилось у нее из рук, и тот, зная об особом отношении хозяев к Филипповой, разрешил ей уйти пораньше.

– И куда же она пошла? – озадаченно спросил подпоручик.

– Простите великодушно, Дмитрий Николаевич, не осведомлен, – пожал тот плечами. – Но предполагаю, что к себе в слободку.

– Ну-ну, – нахмурился моряк, которого только что кольнуло острое предчувствие.

Не теряя ни минуты, Будищев бросился на выход, но извозчик, которому он велел дожидаться, отчего-то уехал, и теперь о его существовании напоминала лишь кучка лошадиного навоза на месте стоянки.

Вообще-то до рабочей слободки было не так уж далеко, но офицеру было неприлично ходить пешком, если, конечно, речь не шла о прогулке с барышней. Однако Дмитрий привык доверять своим инстинктам, а потому сломя голову бросился бежать, радуясь про себя, что морякам в повседневной форме положен кортик, а не сабля, как у сухопутных собратьев.

К счастью, народа на улице из-за зимнего времени было немного, и вид несущегося со всех ног офицера флота не привлек особого внимания. Разве что у лавки как всегда толпились какие-то люди. Одни пришли что-то купить, другие уже уходили, третьи просто собрались почесать языками. Правда, на сей раз посетители почему-то разбегались в разные стороны, опасливо поглядывая назад. Машинально отметив эту странность, Будищев остановился и решил зайти внутрь.

* * *

Что такое лавка для городского человека? Всё! Это деревенские могут проходить всю жизнь в домотканине и лаптях, есть то, что дала земля, а покупать разве что соль, да еще, быть может, раз в год красный платок у забредшего к ним офени для полюбившейся девки. А в городе, шалишь, брат! Нет у людей времени растить лен, драть лыко да горбатиться в огороде. Какой ты ни есть, а надобны тебе и сапоги, и пиджак, и справный картуз. Продукты опять же. А потому приказчик в лавке, как ни крути, а персона!

А потому с простецами Прошка держался не теряя достоинства, разговаривал хоть и не через губу, а все же фасон держал. Нет, коли забредет к ним ненароком кто из благородных или купеческого звания, так Прохор перед ними мелким бесом рассыплется, чтобы угодить! Только не часто такое случалось. Чего им делать в лавке для простого люда?

– Прохор Кузьмич, почем ситец? – заискивающе спросила женщина с усталым от бесконечных забот лицом.

– По деньгам, тетка Марфа. Тридцать копеек за аршин.

– Это что же так дорого?!

– Потому что товар уж больно хорош. Глянь, какой рисунок? А цвет? Новая краска. Ни в жисть не выцветет.

– Вы прошлый раз тоже так говорили, а он после стирки и того, – осторожно возразила клиентка.

– Это оттого, что вы вальком дерете безо всякого понятия, – снисходительно пояснил глупой бабе всю глубину заблуждений приказчик. – Стирать надобно аккуратно, можно сказать ласково. Тогда и ткань будет служить долго и рисунок вовек не сойдет. Сколько отрезать-то?

– Кубыть три аршина, – вздохнула тетка Марфа, прикидывая финансовые потери.

– Заплатите сейчас?

– Да где уж. Вы, Прохор Кузьмич, уж будьте любезны, запишите в тетрадочку. А мой, как получит положенное, так сразу и рассчитаемся.

– Рассчитаетесь вы, как же, – сварливо отвечал Прошка, отмеряя ткань. – Небось опять запьет твой мужик и про долги не вспомнит!

Несчастная тетка Марфа, прекрасно понимая, что такая перспектива более чем возможна, возражать не посмела, но и отступать не стала. Потому как мужнина пьянка это одно, а новые рубашки детям справить надо!

В этот момент внутрь лавки вошла девушка, при виде которой сердце приказчика затрепетало.

– Здравствуйте, Степанида Акимовна, – вежливо поприветствовал он новую посетительницу, – давненько вы к нам не захаживали.

Ответом ему было ледяное молчание. Решив, что нежданная гостья не хочет говорить при посторонних, Прохор бросился выпроваживать клиентку.

– Ладно уж, тетка Марфа, – сунул он ей отрез ткани. – Запишу тебя в тетрадочку. Ступай с богом.

– Мне бы еще спичек и мыла, – попыталась задержаться навострившая уши женщина, но не тут-то было.

– Ступай, говорю, – прошипел приказчик, – не дам в долг более ничего!

– А вот…

– Вали отсюда!

– Ладно-ладно, – засобиралась женщина, с жадным любопытством поглядывая на все еще не проронившую ни слова девушку. – Иду ужо!

– Что желаете, Степанида Акимовна? – завертелся вьюном Прохор, с вожделением поглядывая на Стешу. – Сукно жаккардовое имеется, ситчики веселенькие, а то, может, платок шелковый пожелаете? Только скажите, сей момент ваше станет!

– Семка в больнице лежит, – бесцветным голосом проронила наконец девушка.

– Чего? – не понял сначала приказчик.

– Фельдшер сказывает, что помрет…

– Ишь ты, – почти искренне огорчился сообразивший, в чем дело, Прошка. – Видит бог, не хотел я такого.

– А что ты хотел?

– Поучить маленько, – пожал плечами парень, прикидывая про себя, не будет ли ему неприятностей за побои и кого надо первым делом умаслить в полиции, чтобы делу ход не давали. – Чего этот сопляк надо мной насмехался?

– Поучить, значит? – переспросила Степанида и внезапно вытащила из-за пазухи большой револьвер.

– Ты чего? – округлил глаза никак не ожидавший такого поворота приказчик. – Не балуй, слышишь!

Ответом ему был громкий щелчок взводимого курка, показавшийся местному Казанове звоном погребального колокола. В другое время он, может, бросился вперед да вырвал у девушки оружие, благо силы имел немерено, но теперь между ними стоял высокий прилавок, который враз не перескочишь.

– Караул! Убивают! – заверещала так никуда и не ушедшая до сих пор тетка Марфа, после чего рысью бросилась вон, прижимая к груди драгоценную мануфактуру.

– Молись! – кротко велела порядком струхнувшему приказчику Стеша.

– Не стреляй, – взвизгнул тот, шмыгнув под прилавок.

– Стеша, стой! – раздался от двери голос Будищева.

– Не останавливай меня, – глухо прошептала девушка. – Он Семена убил!

– Во-первых, не убил, – мягко возразил ей Дмитрий, – врач сказал, что ничего страшного с ним не случилось. До свадьбы заживет.