– Дэн!

Тот вошел в дом следом за ним.

– Стремно тут.

– Сними это все для перебивок. Заодно посмотри, как тут в темноте.

– Ага.

– Должно выйти клево, друг мой.

– Реплики будут?

– Пока нет. Просто сними это все, как в «Техасской резне бензопилой». И микрофоны надо поставить. Хочу слышать голос этого места.

– Так точно.

– Молодец, чувак. Если бы с утра не поленился побриться, я бы тебя поцеловал.

Дэн фыркнул:

– Гавриил сюда не войдет. Придется брать у него интервью снаружи.

Кайл закатил глаза:

– А почему тогда мы не взяли его прямо в Вуд-Грин?

Дэн, давясь от смеха, снимал помещение. Первый этаж состоял из одной длинной комнаты с гигантским очагом в дальнем конце. Неровный цементный пол покрывал слой гнилых листьев высотой по щиколотку. Тут и там виднелись разбросанные дрова, кирпичи, комки земли и куски мокрой штукатурки. Собор ел прямо здесь, в три очереди. По потолку шли три длинные балки, между ними виднелись доски пола второго этажа.

– Дэн, сними очаг крупным паном.

Напарник обнаружил там две мятые кастрюли, остатки метлы и пачку полусгнивших книг.

– Надо же, – сказал Кайл, глядя на тусклый металл среди черных листьев, – Гавриил!

Старик, бледный и дрожащий, подошел к очагу, где когда-то ел жидкую кашу, которая больше подошла бы для скота. Сейчас его снимали для истории, но легче ему не становилось. А ведь именно славы он и хотел, когда принимал предложение Макса, а на пароме признался, что вдобавок получил изрядную сумму за участие в фильме.

– Пока он соберется, аккумулятор сядет, – усмехнулся Дэн.

– Трибуна, – шепнул Кайл Дэну. – Наконец-то кафедра, с которой можно толкнуть проповедь. Но такую бы ты не выбрал, а, Гавриил? – Кайл кивнул и щелкнул хлопушкой: – Мотор!

Старик откашлялся. Допил воду из бутылки, хотя вряд ли испытывал жажду. Открыл маленький рот:

– Здесь не было электричества. Мы пользовались керосиновыми лампами. Даже воду мы покупали в деревне. Мы носили ее ведрами… это было мучительно, – вся его ирония, красноречие и всезнайство куда-то делись.

Он говорил нервно, то и дело запинаясь. Лицо у него блестело от пота.

«Если он так себя чувствует, это и будем снимать». Чем тяжелее история, тем лучше выйдет фильм. Насыщенность, которой Кайл хотел от всего интервью, здесь появилась уже в первой фразе. От Гавриила он такого не ждал – боялся, что тот покажется слишком самоуверенным в кадре. Кайл внезапно почувствовал симпатию к старику.

– Однажды у нас остались только яйца. Еда для собак. А, и зерно, которое мы покупали для куриц.

– Вы ели собачью еду и корм для куриц?

Гавриил кивнул:

– Мы пытались сделать хлеб из этого зерна. Прямо здесь. Ни разу не получилось. Сестра Катерина запрещала приносить еду из внешнего мира.

– А что ела она сама?

– Я никогда не видел, чтобы она вообще ела. Она сюда не приходила, – Гавриил оглянулся, как будто ожидал, что откроется дверь. Потом собрался.

– Наверное, она-то питалась как следует, – предположил Кайл, – ела вкусную еду в своем уютном, залитом светом домике.

– Да, так говорили, – кивнул Гавриил, – в конце концов мы сумели вырастить немного овощей и фруктов, но еды все равно выдавали по чуть-чуть.

– А что вы выращивали? И как?

– Мы возделывали землю руками. Камнями и деревяшками. Здесь были плуг и тачка, но они были уже сломаны, когда мы приехали, толку никакого.

Кайл улыбнулся. «Отлично. Просто прекрасно. Бородатые и блаженные, они пришли сюда в поисках спасения». Он записал эту строчку, чтобы не забыть.

– Гавриил, Левин пишет об адептах, сбежавших отсюда до раскола, что они, цитирую, «отощали до костей и были одеты в лохмотья». Это так?

– Мы все голодали. У меня была цинга. Врач в Англии чуть с ума не сошел, раньше он никогда не видел цинги.

– Брат Гавриил, во время своего пребывания здесь вы знали, что состояние Последнего Собора приближается к двум миллионам фунтов?

– Нет. Не знал.

В мастерской до сих пор стояли три верстака. Старые стойла, в которых держали скот или, может, лошадей, сохранились с тех времен, когда тут была настоящая ферма. На грязном полу валялись кучи гнилых листьев вперемешку со штукатуркой и камнями. Окна кто-то выбил изнутри.

Гавриил отказался входить. Он торопливо наговорил немного текста на камеру, стоя снаружи, рассказал, что в мастерской они не только пытались делать «простые украшения и мебель», но и отвлекали родителей, разлученных с детьми, «бессмысленными задачами».

Маленькими лампами они осветили голые черные балки и подгнившие доски высокого потолка. Свет как будто тонул в плесени.

В псарне, она же школа, оказалось посветлее – в стенах остались дыры, а несколько кусков шифера с крыши давно свалились в траву. Дэн снял все помещение двумя камерами, сначала в естественном свете, а потом с маленькими лампами, расставленными по полу.

Левин утверждал, что некоторых избранных детей учили Семеро и сама Катерина. Еще он писал, что сама Катерина не могла иметь детей, и фертильность других женщин ее бесила. Гавриил сказал, что это «довольно похоже на правду», но пояснять отказался.

Переступать порог он тоже не стал, так что сцену отсняли в дверях псарни. Кайл попросил Дэна сделать крупный план и средний, чтобы Гавриил был в кадре вместе с сараем. Вышло отлично: сгорбленный старик в дверях, освещенный слабым светом. Кайл снова заметил, что Гавриил нервно оглядывается через плечо, внутрь здания. Кайл смотрел на него сквозь видоискатель второй камеры и на мгновение подумал, что из черного дверного проема действительно мог бы кто-то появиться. Но и это ему понравилось. Немного незапланированного саспенса.

Кайл зачитывал вопросы из сценария, который написал вчера, после того как перечитал книгу Левина второй раз за неделю.

– Гавриил, говорят, что минимум три ребенка и шестеро взрослых заболели и умерли здесь. Ну так утверждает источник Ирвина Левина, женщина, которая отказалась назвать свое имя и которая умерла от передоза, когда эта книга была еще кучей магнитофонных лент. Вы знаете, кто это был?

– Я… не уверен. Но всегда подозревал, что с Левином говорила сестра Афина. Она прожила здесь большую часть второго года. А он давал деньги тем, у кого ничего не осталось.

– Левин говорит, что «молитвы не могли излечить их». Доказательств смерти нет, их никогда не расследовали, и вообще этот факт ожесточенно оспаривали при рассмотрении дела о клевете в семьдесят четвертом году. Но что вы думаете об этих обвинениях? Левин утверждает, что Собор бежал в Америку, чтобы избежать разбирательства с семьями погибших.