Сказав это непреклонно и грозно, Шомуэл гордо выпрямил сухощавый стан. Он покинул площадь Галгала, сопровождаемый своими слугами, стражниками, трубачами и музыкантами. Уходя, главный судья и первосвященник даже не взглянул на Саула.

Лицо царя казалось суровым, но подавленности заметно не было. Он нахмурился и смотрел прямо перед собой, а его могучие руки с силой сжимали подлокотники кресла.

Под требовательным наблюдением Киша семнадцатилетний Янахан занимался воинскими упражнениями. Множество раз, с детских лет, он проделывал это на восходе и закате солнца, с каждым годом усложняя и увеличивая их число.

Юноша метал в цель копьё и бросал тяжёлые камни, иногда пользуясь пращой, иногда без неё. С мешком песка за плечами он пробегал большие расстояния, перепрыгивая через преграды, карабкаясь по крутым каменистым склонам. Он бился со сверстниками мечом из дуба, прикрываясь круглым щитом, и выкрикивал яростно и победоносно «Хедад!» — древний клич воинов ибрим.

Киш окинул взглядом высокую фигуру внука, одобрительно посмотрел на широкую выпуклую грудь, на сильные мышцы под гладкой и смуглой кожей. По щекам, подбородку и над верхней губой уже темнела мужественная поросль. Чёрные, прямые волосы, прихваченные вокруг головы ремешком, падали на плечи.

Юноша был похож лицом на красивого, мрачновато-сурового Саула. Однако мягкая миловидность матери, рассудительной Ахиноам, тоже сказывалась в облике Янахана. Правда, на характер Янахана женственность матери не повлияла. Это был человек смелый и воинственный. Когда внук закончил упражнения, Киш сам полил на него из глиняного кувшина, чтобы смыть пот, и сказал с довольным видом:

— Ты стал настоящим воином, способным неутомимо носить тяжесть медного панциря. Да и твои молодцы тоже достигли успехов во владении копьём и мечом.

Неподалёку от Янахана, расположившись небольшими группами, метали камни, размахивали толстыми палицами и боролись несколько десятков молодых людей в одних набедренных повязках. Их загорелые спины блестели на солнце. Всё это воинское ристалище, раскинувшееся рядом с Гибой, производило впечатление жизнерадостности и бодрости.

Выступая в поход на аммонитского царя Нахаша, Саул не взял с собой сына. Прошло два года, и в жизни многое изменилось.

После повторного «избрания» Саул продолжал жить в Гибе. Разорительных набегов со стороны кочевых племён не случалось. Мелкие стычки с их небольшими разбойничьими отрядами бывали иногда в разных местах Ханаана (обычно за Ярдоном), но там отбивались сами местные жители. К Саулу они пока не обращались.

Он по-прежнему занимался делами семьи и устройством войска. По этому поводу он встречался с вождями благожелательных к нему колен Эшраэля, с богатыми влиятельными людьми, которые поддерживали его. Они желали иметь царя, который защищал бы не только народ вообще, но их доходные угодья, огромные стада и торговые караваны — в особенности.

Богатые влиятельные люди готовы были помочь царю приобрести вооружение. К тому же ему нужно было достаточно хорошо кормить воинов. Согласовав с руководителями колен и отдельных городов свои намерения, Саул решил завести постоянную трёхтысячную дружину. Её вскоре набрали. Это была крепкая, отчаянная молодёжь, которой надоело жить под гнетом пеласгов. Родителям этих молодцов тоже невмоготу было выплачивать и читчикам постоянную дань. Освободительную «священную» войну с пелиштимскими князьями лелеяли в своих мыслях все. И, кажется, пришло время, когда пора было её начинать.

Саул разделил своё постоянное войско. С двумя тысячами воинов он расположился вблизи городка Михмаса, соорудив креплённый лагерь на горе рядом с Бетэлем. Там тоже проходили учения под началом Абенира, надёжного и преданного своему двоюродному брату. Ещё одну тысячу бойцов (самых молодых) оставили у Гибы. Этот отряд возглавил, по приказу отца, семнадцатилетний Янахан.

За Янаханом и его сорванцами приглядывал Киш, который иногда посылал к старшему сыну гонца с отчётом о том, как идут дела у молодых.

Гарнизон пеласгов, находившийся в крепости, в центре Гибы, как обычно, охранял входы в крепость и следил за порядком отправления взимаемой дани.

Ещё два года назад, после разгрома Саулом аммонитов, пеласги насторожились. Но время шло, Эшраэль не восставал. Князья требовали всё больше податей с людей ибрим, продолжая запрещать провоз металлических изделий в завоёванные города и селения.

И однажды в Гибе случилось необычайное. Основание каменистой горы, на вершине которой громоздилась крепость, тонуло в густой листве кустов и деревьев. Тяжёлая зелень смоковниц перемежалась с пышными кронами ореховых деревьев; эта лиственная масса сливалась в сплошную тьму, казавшуюся почти чёрной. К старой крепости Гибы вела узкая дорога, то нырявшая в тень, то — после нескольких поворотов — выползавшая к пологому скату виноградников. На востоке, за чёткими контурами гор проявилась бледно-оранжевая полоска.

Наступила пора осени, небо было в тучах. Ветер шелестел колючими растениями. Сухая и жёсткая трава побелела от пыли.

Кто-то прятался в придорожных кустах, не выходя на дорогу. Осторожные лёгкие шаги шуршали повсюду. Иногда слышалось сдержанное покашливанье или случайное звяканье металла.

Крепостные ворота на ночь были закрыты.

Неясный человеческий силуэт возник из зарослей и, пригибаясь, подобрался к узловатым оливам, росшим возле стены. Через минуту появился ещё один силуэт. Двое босоногих юношей вскарабкались по стволам олив и заглянули за стену. Потом они поманили кого-то, и ещё четверо молодых мужчин с кинжалами у пояса полезли на деревья. Они тихо перебрались на зубчатый верх крепостной стены и пропали.

Прошло немного времени. Медленно заскрипев, ворота раскрылись. Из придорожных зарослей выскочили вооружённые люди.

Впереди, коротко произнося слова приказов, бежал Янахан. На голове его поблескивал медный шлем. В правой руке юноша держал короткое метательное копьё, в левой — боевой топор. Его воины не имели шлемов, в их распоряжении были копья, дубины, топоры и кинжалы.

Тесной толпой тысяча молодцов Янахана стала вливаться в крепость. У ворот, с внутренней стороны, лежали тела только что убитых пеласгов-стражников. Их шлемы, щиты и копья сразу подхватили жадные руки.

Воины ибрим ворвались в гарнизонное помещение, в прилегающие к нему дома. Многие пеласги так и не успели дотянуться до своих мечей. Однако там, где находился начальник Меригон, дежурили четверо копейщиков. Они услышали на улице странный шум.

— Тревога! — закричали они и бросились к входу. — Меригон, на нас напали!

Начальник пеласгов, человек средних лет, выбежал из своих комнат в одной набедренной повязке, схватив меч и щит.

— Ко мне, Лупус, Герта! — крикнул Меригон.