своим господином или с моим царским величеством или с госпожою царицею или с церковью или с властелями моего царства и с кем бы то ни было. Да не волен никто удержать его от суда моего царства, но да судят его судьи по правде».

Отдельно оговаривалась неприкосновенность частных владений (бащин): «Да не волен господин царь, ни краль, ни госпожа царица ни у кого взять бащину насильно, ни купить, ни променять, разве кто сам захочет».

Феодалы делились на высшую знать, представители которой назывались «властелями» («властелинами»), и низшую, состоявшую из «властеличичей». Обе категории могли владеть имениями, но права и обязанности у них были разными. Вот показательный фрагмент: «Властелин, который выбранит и осрамит властеличича, да платит 100 перперов[73], а если властеличич выбранит властелина, да платит 100 перперов и да будет бит палками». За одно и то же преступление одним полагался штраф, а другим — штраф и телесное наказание. Примечательно, что количество палочных ударов не оговаривалось, что создавало почву для злоупотреблений. Была еще одна категория светских землевладельцев — прониары, которые получали от царя владения (пронии) в прижизненное пользование в качестве платы за службу или в награду за какие-то отличия. Прониями можно было только пользоваться, не более того: «Да не волен никто ни продать пронии, ни купить, кто не имеет бащины. Из прониярской земли никто да не волен отдать церкви; если же отдаст, да не будет твердо».

За городами сохранялось право самоуправления, если они таковым обладали: «Bсе города по земле моего царства да руководствуются во всем законами, какие были при первых царях; а по судебным делам, что имеют между собою, да судятся перед градоначальниками и перед церковным клиром». Городов в царстве было немного, большинство их управлялось самостоятельно, поэтому в Законнике ничего не говорится о мещанах.

Законник стал первым сербским документом, в котором упоминаются себры («Да не будет собора себров. Если же найдется какой собиратель, да отрежутся ему уши и да выжгутся ему ресницы»). По их поводу историки спорят по сей день. Одни считают себров свободными крестьянами, а другие утверждают, что этим словом назывались крестьяне всех категорий — и свободные, и зависимые (меропхи), и крепостные (отроки). Фрагментом из Законника можно подкрепить и то и другое мнение. Например, в статье о поротниках или «клятвенных судьях», то есть присяжных, сказано: «да будут великим властелям поротники великие властели, а средним людям лица им ровные, а себрам их ровные и да не будет в пороте ни родственника, ни ворога». Суду присяжных подвергались только свободные люди, стало быть себр — это свободный общинник. С другой стороны, в статье о похищении властелицы (знатной женщины) упоминаются только властелины и себры. Но разве меропх или отрок не могли совершить такого преступления?

О поротниках говорилось следующее: «отныне и в будущем да будет порота и за большое дело и за малое; в большем да будет 24 поротника, а в малом 12 поротников, а в меньшем деле 6; и эти поротники да не вольны никого помирить, но только оправдать или обвинить, и пусть будет всякая порота в церкви, и поп в ризах да приведет их к присяге; и в пороте, за кого большинство клянется и кого большинство оправдает, тем следует верить».

Согласно традициям того времени Законник устанавливал ответственность без вины, которая ложилась на совместно проживавших родственников: «И кто зло учинит, брат или сын или родственник, которые живут в одном доме, все да заплатит господин дома (хозяин задруги)[74] или пусть выдаст совершившего преступление».

Наказания за преступление преследовали две цели — устрашение и возмещение убытков. За разбой (в это понятие входили и грабежи) полагалось повешение головою вниз, которое было мучительнее обычного повешения, а воров ослепляли. Поджигателей полагалось жечь огнем, а убийство каралось в зависимости от наличия умысла. За неумышленное полагался штраф в 300 перперов, а за умышленное отрубали обе руки, что было равносильно смертной казни, поскольку практически никто после этого не выживал. Статус убитого или наличие родственных связей между ним и убийцей тоже имели значение. Убивший священнослужителя должен был быть «убит и повешен», а убивший отца, мать, брата или своего ребенка (о сестрах ничего не говорилось) предавался огню. Властелин, убивший себра, платил штраф в 1000 перперов, а себр, убивший властелина, лишался обеих руки и 300 перперов. Если же причинялся ущерб товарам купца, то с виновного взыскивали 500 перперов.

Никто не имел права чинить препятствия торговле: «Да не волен властелин, ни малый, ни великий, никто другой задерживать и заручать своих людей или других купцов, дабы не ходили на царские рынки, да ходит всякий свободно». Особо оговаривалось, что сборщики пошлин не вправе принуждать купцов продавать им товар за бесценок — «пусть всякий свободно проходит по торгам, и пусть всякий свободно ходит со своим товаром». За препятствия, чинимые купцам, властелины (то есть вообще вся знать) и сборщики пошлин штрафовались на 300 перперов.

При отсутствии улик могли применяться испытания железом или кипятком. «Если кто из людей, служащих при дворах властельских, сотворит какое-либо зло, то проняревича оправдывает его отцовская дружина „поротою“ [судом присяжных]; а себр, да подвергнется испытанию кипятком… И если кто на суде обвиняет кого в разбое и воровстве, а не будет улик, да будет им в оправдание железо… да вынут его у церковных ворот из огня и да положат его на святой алтарь». Испытание кипятком было легче — требовалось «всего лишь» вынуть предмет из кипящей воды. То еще удовольствие, но его не сравнить с выниманием раскаленной железяки из огня.

Законник устанавливал судебное делопроизводство: «Bсе судьи, что судят, да записывают судебные решения и да хранят при себе записи, а другой список переписавши дают тому, который оправдался на суде». Признанному виновным копии решения не полагалось — с него было довольно наказания.

«Золотых дел мастерам» предписывалось жить в городах и «на торгах, где постановило мое царское величество чеканить монету». Если мастер находился вне городов и торгов, то село, в котором он жил, подвергалось разграблению, а самого мастера предавали огню. Дело было не в том, что мастер работал без уплаты положенных сборов, а в том, что на селе у него практически не было возможности сбывать свою продукцию, стало быть, он занимался или переплавкой краденого или же нелегальной чеканкой монеты. Если же золотых дел мастер, чеканящий монету без царского дозволения, обнаруживался в городе, то он тоже предавался огню, а на город царь накладывал пеню,