Они думают, она шутит. А почему бы и нет? Они никогда не видели, чтобы она делала что-то из того, о чем сейчас говорила. Они видели только, как она, по выражению Дэрмида «красовалась» в элегантных нарядах, элегантная, веселая тетя-гостья. Она делала замечательные подарки, но не дарила ни крошки себя самой.

Теперь ей было стыдно, когда она вспоминала свои поездки в Дирхевен. Она предлагала помочь, зная, что никто не поймает ее на слове, и тут же бежала в сад или в бассейн.

О Флисс, думала она. Как я могла так пользоваться тобой и как ты могла развлекать меня с такой видимой легкостью, когда тебе лежала забота о детях и такое огромное хозяйство…

Повесив трубку, Лейси поклялась себе, что никогда больше не будет безвозмездно пользоваться гостеприимством.

Рождество пришло и прошло без приключений, как выразился Дэрмид, когда встал с постели.

Они обменялись подарками: теплые свитера и новые красные санки для Джека.

На Новый год Лейси хотела приготовить особый обед и пригласила Артура присоединиться к ним.

В канун Нового года шел снег — первый настоящий снег в эту зиму, и вечером Дэрмид и Артур повели Джека кататься на санках с горы около хижины Артура. Он катался, пока не стемнело. Потом они пили в хижине горячий шоколад. Потом Джек захотел помочь Артуру высушить и убрать санки, и Дэрмид пошел домой один в темноте.

Когда он подошел к дому и увидел свет в кухонном окне, он почти физически ощутил достигшее его через холод тепло. Тепло Лейси.

Теперь он сам удивлялся, что когда-то мог считать ее холодной. И не просто холодной — бессмысленной, поверхностной, бесполезной. Декоративной куклой — и только.

Она оказалась намного-намного лучше. И он страшился дня, когда она уедет, вернется к своей карьере.

Он никогда не сможет отблагодарить ее за то, что она делает для него, вынашивая его ребенка. И она знает это. Но она не знает, и никогда не узнает, что благодаря ей он снова почувствовал себя счастливым. Когда Лейси, сама того не ведая, пролила на него свой свет, он увидел — его горе, возможно, не вечно. Он всегда будет любить Элис и свято хранить память о ней, но теперь Дэрмид знал — он способен полюбить снова, и за это он должен благодарить Лейси.

Лейси, городскую даму.

Лейси, которая не любит маленьких детей.

Мне повезло, думал он с усмешкой, что первой женщиной, которая привлекла мое внимание после смерти Элис, стала женщина, которая меньше всего этого хотела.

Дэрмид отряхнул снег с сапог и открыл заднюю дверь. Лейси стояла у стола с кулинарной книгой в руке. Ее щеки раскраснелись от шедшего от плиты жара. Она великолепно выглядела в красной кофточке и облегающих брюках. Черные волосы собраны на затылке в свободный пучок, из которого выбиваются отдельные пряди.

Но она казалась чем-то расстроенной.

— Где Джек? — рассеянно спросила она.

— У Артура. Они сейчас придут.

— Хорошо покатались?

— Прекрасно! — Дэрмид повесил куртку на крючок за дверью. — Слушай, индейка источает дивный аромат.

— Надеюсь, она будет такой же на вкус, — ответила она взволнованно. — Это моя первая индейка. И она еще не готова, потому что я слишком поздно поставила ее.

— Уверен, она будет великолепна.

— Я сделала начинку, но забыла добавить кое-какие специи, и…

— Лейси, Артур и Джек не ждут обеда из клуба гурманов.

— Я знаю, но я так хорошо все продумала и хотела, чтобы получилось вкусно, а теперь… И я забыла, совершенно забыла купить клюквенный соус!

К его ужасу, из ее глаз полились слезы. Он даже не осознал свой порыв, но его руки вдруг обняли ее и прижали к груди.

— Лейси, — пробормотал он, проведя губами по ее волосам. — Лейси, пожалуйста, не плачь.

— Я такая глупая. Я ничего не умею. Я очень старалась быть полезной, но как бы я ни старалась, я никогда не смогу стать Элис.

— Во имя неба, зачем тебе быть Элис? Что плохого в том, чтобы быть Лейси?

— Все, — выдавила она сквозь слезы. — Я безнадежна.

— Лейси, — он крепко держал ее в объятьях. — Ты не безнадежна. Ты замечательная. Поверь мне, ты самый замечательный человек их всех, кого я знаю. Я ничего, ничего в тебе не хотел бы менять.

И, возможно, потому, что в ее заплаканных зеленых глазах плескалось недоверие, он поцеловал ее.

Ее губы были мягкими, дыхание было, как мед. Но она не отвечала на его поцелуй… по крайней мере, пять долгих секунд, а потом вздохнула, сдалась, обняла его и раскрыла ему свои губы.

Поцелуй был сладок до боли. И он мог бы длиться вечно, если бы ребенок не начал возражать. То ли колено, то ли локоток вдруг коснулся его, и это чудо заставило его забыть обо всем остальном.

— Ты чувствуешь? — спросил он ее щеку.

Лейси засмеялась сквозь слезы.

— Маленькая драчунья, правда? И решительно хочет держать своего папу в узде.

Он несколько раз ласково провел рукой по ее спине, чувствуя через блузку шелк ее кожи.

— Ты думаешь, меня нужно держать в узде?

Но прежде, чем она успела ответить, дверь открылась, и в кухню влетел Бегун. За ним вошли Джек и Артур.

Ну вот, нас опять прервали, с обидой подумал Дэрмид.

Джек настоял, чтобы, пока индейка еще не готова, они сыграли в настольную игру. И хотя всем было весело и все громко смеялись, и хотя Лейси воспряла духом, когда оказалось, что индейка действительно великолепна, у него так и не появилось случая еще раз поговорить с ней наедине до того, как она пошла спать. Это было горькое разочарование.

* * *

На следующий день, вечером, когда Дэрмид просматривал счета у себя в кабинете, позвонила Фелисити.

— Мне надо поговорить с Лейси. Меня просил кое-что ей передать Отто, ее агент в Нью-Йорке. Он ее разыскивает.

— Она пошла подремать. Я попрошу ее тебе позвонить, когда она встанет.

— Нет, пусть она позвонит Отто. Она будет в таком восторге! — И Фелисити процитировала: — «Я думаю, вы знаете, что у нее был очень привлекательный контракт с „ГлориБи“, и она от него отказалась, когда к ней обратились по поводу этого ребенка. Ну, так вот, возможно, „ГлориБи“ все еще заинтересована в ней, если она думает снова начать работать».

— Конечно, я ей передам.

— Мы надеемся увидеть вас в следующем месяце. Вы еще собираетесь в конце февраля в Шотландию на пятидесятилетие твоих родителей? Ты и Джек?

— Да. Родители хотели, чтобы я взял с собой Лейси, но мне эта идея не нравится.

— По-моему, ты прав. Это будет завершающая стадия ее беременности, а перелет долгий. Риск слишком велик.