Не задерживаясь и пообещав зайти в другой раз, Арсений вернулся, чтобы набрать заключительные главы. Работа шла туго. Осадок от разговора с Верой саднил в районе солнечного сплетения. Чтобы переключить неприятное чувство, достаточно отвлечься и сделать что-то новое и необычное. Например, принять холодный душ, или повыть полчасика по-волчьи. Арсений решил последовать совету Журавлева и сочинить короткий рассказ. За десять минут он написал следующее:

Звезда упала

Крепко держась за руки, они шли по линии прибоя и молчали. Молоко лунного света сворачивалось в кисловатом сосновом аромате. Саша провел пальцем по щеке Маши и почувствовал непреодолимое желание взять сейчас эту девочку на руки и нести ее по лунной дорожке, нести бережно и долго, пока смерть не остановит его. Она ощутила это желание, и нежность, поднявшись от кончиков точеных мизинцев, пробежала дрожью, отдалась пульсом позвоночника, глухой волной ударила в мозг.

— Я люблю тебя, — сказала она, — потому что у тебя такая же прическа, какая была у моего дедушки, а он рассказывал мне сказки на ночь.

— И я люблю тебя, — тихо ответил Саша, — потому что ты нравишься Сереже, а он при всех ударил меня по лицу.

— Правда, мы всегда будем вместе? — приподнявшись на носках, Маша прижалась к нему и обвила руками.

— Да, конечно, — хриплым от волнения голосом сказал Саша, его ладони медленно опускались вниз по ее загорелой спине. — Мы всегда-всегда будем вместе, и никогда не расстанемся. Каждое утро будем просыпаться в одной постели, ты будешь готовить завтраки, а я — ходить на работу и возвращаться злым и уставшим.

— По вечерам мы будем смотреть телевизор, — Маша вслушивалась, как растет под легкими касаниями его пальцев ее твердеющий сосок. — И так будет каждый день. Иногда я стану устраивать тебе истерики. И однажды скажу, что ты поломал мне жизнь.

— Да, любовь моя, — прерывисто шептал Саша. — Я как-то раз тебя ударю, и ты расцарапаешь мне лицо.

— А я изменю тебе с пожилым и некрасивым человеком, — сильные руки увлекали Машу вниз, на теплый песок. — Ты найдешь себе любовницу на работе, и я случайно об этом узнаю.

— Но мы не разведемся, а будем жить вместе несмотря ни на что, ради наших детей. — Саша покрывал дождем быстрых поцелуев ее лицо и шею, все выше поднимая край ее платья.

— Да, мой родной, мой хороший, — лежа на спине, Маша водила бедрами вокруг Сашиного пальца. — И наш маленький ребенок будет плакать во время ночного скандала, он увидит, как ты ударишь меня. Он услышит, как я рыдаю.

— О, — стонал Саша, стягивая трусики с длинных ног, закатывая доверху платье, обнажая плоский живот и полудетские груди под острыми ключицами. — Я буду напиваться в компаниях и перестану бывать дома. Ты станешь уходить ночевать к маме и не позволишь мне видеться с нашим ребенком, чтобы не травмировать его психику. Я начну употреблять наркотики, потеряю работу, заболею неизлечимой болезнью и умру.

— О, — стонала Маша. — После твоей смерти я никогда не выйду замуж. Только редкие встречи скрасят мою жизнь, я буду провожать случайных любовников и знать, что они никогда не вернутся.

— Да! Навсегда! Навсегда! Навсегда, — рычал Саша.

— Навсегда-навсегда-навсегда! — извивалась Маша, ощущая пульсирующий взрыв.

Потом они лежали и смотрели в темное небо, где, осторожно пробираясь в россыпи звездных осколков, летел спутник.

— Ой! Звезда упала, — заметила Маша. Ты загадал желание? Не произноси вслух, а то не сбудется.

Рассказ Романову не понравился. С отвращением перечитав первые два абзаца, он удалил файл и снова стал думать о Вере. Ведь взрослые люди, могли бы нормально попрощаться. С этой мыслью Арсений во второй раз за день набрал впечатанный в память номер. Как ни странно, трубку на том конце взяли после второго гудка.

— «Невесомость Инвестмент», — сказал незнакомый женский голос. — Вам назначено на сегодня, на семнадцать ноль-ноль. Пожалуйста, скажите свои данные для оформления пропуска.

— Простите, я ошибся номером, — сказал Романов.

— Смешная шутка. Вы ведь по поводу работы? У нас не может быть ошибок. Пожалуйста, диктуйте номер паспорта. Я записываю.

В голосе неожиданной собеседницы звучали нотки какой-то совершенной безупречности, и Арсений зачем-то продиктовал ей свои данные, в том числе номер паспорта.

— Благодарю вас, Арсений Александрович. Куда ехать, помните?

— Нет, — признался Романов.

— Запишите, пожалуйста. Сегодня в семнадцать ноль-ноль. Площадь Киевского вокзала, под башней с часами. Автомобиль черного цвета, государственный номер двадцать-тринадцать. Записали?

— Какая марка автомобиля?

— Это не имеет значения. До свидания.

Ведь взрослые люди, могли бы нормально попрощаться

Для любого следствия есть любая причина. Похоже, реальность постепенно превращалась в иллюстрацию к беседам с Иванычем. Наскоро побрившись и затянув удавку галстука, Арсений почувствовал тоску по недавнему офисному прошлому, времени уютному и безопасному, когда мысли не были такими бездонными, а представляли собой упорядоченное движение намерений в соответствии с графиком отпусков. С другой стороны, у работающего человека нет возможности полежать лишние полчаса в постели и без спешки подумать о вещах, к работе отношения не имеющих. Но есть ли смысл ради этих тридцати минут, плюс ради прекрасного чувства, посещающего вас в воскресенье вечером, когда вы вспоминаете, что завтра — не тяжелый день понедельник, а всего лишь — ещё один прекрасный новый день, есть ли смысл ради таких сомнительных радостей терять устойчивость существования?

С такими мыслями лучше не входить в метро. Глубоко задумавшийся человек не заметит турникета и легко проедет свою остановку, его будут толкать в спину и колоть локтями, а дежурный милиционер сразу обратит внимание на рассеянный взгляд и потребует документы. Кто-то однажды заметил, что у поднимающегося и спускающегося в метро совершенно разные выражения лиц. У того, кто едет вниз, лицо напряженное и невеселое, а кто вверх — наоборот. Встречаясь взглядами на эскалаторе, пассажиры метро вырабатывают энергию, которой могло бы хватить, как минимум, на освещение.

Двери метро захлопнулись перед носом, но поезд остался на месте, утрамбовывая начинку. Как это иногда случается, дверь неожиданно раздвинулась и через миг опять закрылась, но этого было достаточно, чтобы втиснуться в вагон и уцепиться кончиками пальцев за потолок, что в подобной давке не было необходимым. Падать Арсению было некуда. Зафиксировавшись на месте, он занялся единственным доступным развлечением — заглядывать в чужие книги. Из учебника цыганской грамматики, который читала студентка в очках, Арсений успел узнать, что «кровь» и «ночь» на языке веселого народа звучат одинаково — «рат», только «кровь» мужского рода, а «ночь» — женского.