Вскоре эта троица уже вполголоса препиралась: по пути в Ню-Олесунн столичным журналистам хотелось заскочить и на Птичий мыс.

– Нет, так не пойдёт, – решительно сказал Опедал, – я там уже был, и поверьте – смотреть там не на что. К тому же лодка моя. А я собираюсь только в Ню-Олесунн.

За соседним столом сидели репортёры из «Дагсависен» и «Дагбладе». Услышав этот разговор, они ехидно заулыбались. Старые и опытные, они и прежде бывали на Шпицбергене и почти не скрывали злорадства, узнав, что коллеги собираются прокатиться на лодке на север.

– Нет уж, спасибо. Меня вы не заставите трястись в резиновой лодке всю дорогу до Ню-Олесунна, – тихо сказал журналист из «Дагбладе» фотографу из «Дагсависен», – я рассчитываю, что для нас губернатор организует вертолёт. А если нет, то арендуем самолёт «Дорнье». Стоит это недёшево, но если хочешь, можем скинуться.

Фотограф из «Дагбладе», постоянно живущий в Тромсё и поэтому на Шпицбергене бывавший неоднократно, наклонился вперёд:

– А я слышал, как журналистка из «Афтенпостен» договаривалась о том, чтобы её довезли до Ню-Олесунна на старом «Виксунде». Она вообще карту-то видела? У них часов двенадцать на это уйдёт. Может, пойдём скажем ей, что это плохая идея?

– Нет уж, пусть сама разбирается, – ответил журналист из «Дагбладе», – на ошибках учатся, – на самом деле, с журналисткой из «Афтенпостен» у него были свои старые счёты.

Журналистов выпроводили из паба после закрытия, когда кроме них там никого уже не оставалось. До отеля «Полар» было недалеко, светило полуночное солнце, и они решили прогуляться.

– Как же тут светло летом по ночам, – воскликнул журналист из «Северного сияния», – и воздух намного прозрачнее, чем в Тромсё.

Его коллега из «ВГ» прищурился, посмотрел на синее небо и признал, что равнодушным здесь оставаться невозможно. В воздухе словно царило какое-то сонное спокойствие. Ветер стих, да и вообще значительно потеплело. Издали, с фьорда, раздавались крики охотившихся за рыбой чаек. Прямо перед журналистами простиралась дорога, на которой ни души не было. Если повернуться в противоположную сторону, видно было, как эта дорога теряется среди домов, а потом вновь выныривает и узкой коричневой лентой взбирается на крутой склон ледника Лонгиербреен. И надо всем этим – над всей долиной Лонгиердален с её разноцветными деревянными домиками – возвышались горы, такие высокие, что их вершины можно увидеть, лишь запрокинув голову. Эти горы выглядели удивительно близкими: казалось, протяни руку – и дотронешься до них.

– Пропустим по стопке у меня в номере, когда придём? – предложил журналист из «ВГ», боясь показаться чересчур сентиментальным.

Вскоре после того, как старший инспектор Андреассен ушёл, полицейские тоже начали расходиться. Люнд Хаген не мог припомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько усталым, поэтому вовсе неудивительно, что он быстро разделся, задернул шторы и залез под одеяло.

Вот только заснуть не получалось. Солнце нагрело номер, и теперь здесь было чересчур жарко. Он попытался открыть окно, но оно упёрлось в металлический штырь, прибитый снизу на подоконнике, так что в итоге образовалась лишь узкая щель шириной в несколько сантиметров. Хаген босиком прошлёпал обратно и улёгся в кровать.

Через несколько минут ему вновь пришлось встать: он не до конца задернул шторы и просочившееся в номер солнце словно наполняло помещение какой-то тревогой. Люнд откинул одеяло и подошёл к окну поправить шторы. Но нет, полностью прогнать отсюда солнце ему не удалось, и даже крохотного лучика было достаточно, чтобы лишить комнату покоя.

Хаген лежал, смотрел в потолок и прислушивался к доносившимся из коридора звукам. Где-то в половине второго в соседний номер ввалилась кучка шумных постояльцев, но веселье там продолжалось недолго. Вскоре из-за стенки послышались пожелания доброй ночи и стук открывающихся и закрывающихся дверей.

Потом в коридоре загромыхал аппарат для изготовления льда. Хаген ждал, когда придёт сон, но тщетно. Глаза резало, в ушах шумело. Простыня под ним сбилась. Он попытался расправить её, ворочался и ёрзал, но простыня неумолимо скатывалась в комок. Синтетическая подушка отвратительно проваливалась под головой. Почему, интересно, в отелях никогда не бывает нормальных подушек? Хаген сердито перевернулся на бок и вскочил с кровати. Он посмотрел на часы. Начало третьего. Над фьордом поднималась серая влажная пелена, закрывшая солнце. Из-за неё температура воздуха упала всего до нескольких градусов тепла. Он оделся и решил немного прогуляться. Может, если подышать воздухом, сон придёт быстрее?

На дороге не было ни души. Где-то вдали, на побережье, кричали чайки и крачки. Он прошёл по главной улице, мимо домов и магазинов. Весь путь занял меньше десяти минут. У горного склона с другой стороны долины притулилось несколько больших обветшавших зданий. Казалось, будто они совсем рядом, и Люнд Хаген решил дойти до них. Вообще-то здания его заинтересовали – они напоминали казармы, но он ни разу не слышал, чтобы в Лонгиере были казармы.

Спустя полчаса Хаген признал, что оценил расстояние до зданий неверно. Преодолевая последние метры дороги, которая вела по крутому склону от ресторана «Хюсет» до этих заброшенных строений, он тяжело дышал. Теперь, вблизи, он видел, какие они гигантские – намного больше, чем ему казалось на первый взгляд. И, похоже, они уже много лет простояли заброшенными – может, за исключением одного, которое выглядело так, словно им по-прежнему пользуются. Но даже и в этом здании явно никто не жил.

Большинство ставень на окнах было заколочено, а некоторые окна просто забиты крест-накрест досками. Однако в кое-какие окна можно было заглянуть. Подойдя к первому зданию, Люнд Хаген встал на цыпочки и посмотрел внутрь. Разглядеть удалось лишь длинный узкий коридор со стенами, обитыми пожелтевшими старомодными панелями. Некоторые двери были открыты.

Он дошёл до следующего здания – того, что выглядело немного более ухоженным. Оно было выкрашено в унылый серовато-белый цвет, а на двери висела табличка с непонятным названием «Shang Polar». Неужели это имеет отношение к китайцам? О китайцах на Шпицбергене Хаген ещё не слышал.

Шторы на окнах фасада были задернуты, так что он ничего не увидел. Обойдя здание, он обнаружил, что несколько окон с другой стороны просто забиты парой досок, так что внутрь вполне можно заглянуть. Внутри было темно, поэтому в первый момент он ничего не увидел. Однако затем он прикрыл глаза ладонью, и они постепенно привыкли к полумраку, так что вскоре он уже мог рассмотреть очертания большой комнаты – по всей видимости, единственной в здании. На полу под окном, возле которого он стоял, кучей валялись сорванные занавески, а у одной из стен виднелись ящики и прочий хлам. Люнд Хаген даже разглядел стол и несколько алюминиевых стульев, а за ними – ещё одну кучу тряпья.

Или… А что, если это не тряпьё? Он прижался лбом к стеклу и, чтобы избавиться от света, расправил капюшон. Нет, не может быть… Он огляделся вокруг и вдруг заметил, что оказался здесь, в этом шахтёрском посёлке, в полном одиночестве. Больше людей вокруг не было.