– Чего мы тянем? – шёпотом спросил Мелум.

Otto Карлсен улыбнулся.

– Ты раньше не летал на вертолёте, да? Они сначала должны проверить погоду в Ню-Олесунне и получить разрешение у диспетчеров в Лонгиере. Главное – терпение. Пилоты скажут, когда будет пора.

Уже в следующую секунду пилоты и бортмеханик быстро направились к выходу из ангара, раздражённо бросив через плечо:

– Поживее. Пора взлетать, – прозвучало это так, словно время тянули пассажиры.

Спустя несколько минут вертолёт уже поднялся в воздух. Сначала двигался он медленно, но вскоре нос его слегка опустился, вертолёт развернулся и взял курс на Ис-фьорд. Далеко внизу виднелись лодки, направляющиеся по фьорду в открытое море.

– Ты только погляди туда, – крикнул один пилот другому, пытаясь перекричать шум вертолёта, – совсем ведь мелкие лодчонки… И куда они намылились? Похоже, они друг за дружкой идут.

– Ну, хватит их явно ненадолго, – откликнулся второй пилот, – сзади идёт «Виксунд», а спереди – резиновая лодка, которая в три раза быстрее.

– Вот бедняги. Они что, прогноз погоды не видели? Обещали сильный ветер, так что им придётся несладко, особенно «Виксунду». Качка на выходе из фьорда будет ещё какая!

В аэропорту Ню-Олесунна полицейских встретил начальник «Кингс Бей». Он усадил их в свой синий пикап, довёз до посёлка и разместил в старом здании бывшей школы. Это здание практически не использовалось с весны 1962 года, когда ученики навсегда покинули школьные классы. С непонятной самим детям грустью родители упаковывали в чемоданы их учебники, ранцы и детские рисунки. Вместе со школьниками Ню-Олесунн навсегда покинули смех и радость.

Когда полицейские вошли в тесный коридор, в нос им ударил запах пыли и старого дерева. Начальник «Кингс Бей» поспешил вперёд и нашарил на стене выключатель.

– Здесь вам будет вполне удобно, – извиняющимся тоном проговорил он, – сейчас никто больше тут не живёт. И запирать можно только входную дверь. Обстановка тут довольно скромная, но зато просторно. Многие классы не отапливаются, так что в них можете хранить оборудование.

Ян Мелум посмотрел на потолок, на лампочку в молочно-белом плафоне, которую начальнику всё-таки удалось зажечь.

– Такую старую люстру я в последний раз видел в сарае у бабушки с дедушкой, – сказал он.

– Вот-вот, – согласился начальник станции и быстро двинулся наверх по старой лестнице без перил.

На первом этаже располагались большой зал и импровизированный кабинет, где стояло несколько письменных столов. На втором этаже полицейских ждали комнаты с двумя кроватями в каждой. Зайдя в комнату, они бросили багаж на кровати и переглянулись.

– И что теперь? – спросил Отто Карлсен, почувствовав вдруг безграничную усталость. Он тяжело опустился на кровать. – Боюсь, часок отдохнуть нам не дадут, да?

Губернатор Берг прошёл дальше по коридору и отыскал комнату, в которой стояла только одна кровать, причём заправленная. Берг заглянул к инспектору Андреассену:

– Я займу последнюю комнату. А вы с Хьеллем забирайте эту.

Немного погодя полицейские собрались в зале на первом этаже.

– Нам надо распределить обязанности, – устало проговорил Люнд Хаген. Голова от недосыпа болела не только у Отто Карлсена. Хаген не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько измотанным.

– Когда я выехал из Осло сюда, то предполагал, что расследование будет непростым. Но сейчас я признаю, что недооценил сложности. И не исключено, что преступление совершили именно в Ню-Олесунне, – он вздохнул и потёр глаза, – здесь множество старых брошенных домов. И ещё шахты. Нам потребуется помощь. Берг, будем благодарны, если вы выделите нам помощников.

Губернатору Бергу очень хотелось, чтобы все вокруг считали, будто он рад сотрудничать.

– Конечно, – ответил он, – два инспектора отсюда, из Ню-Олесунна, пока не поедут в национальный парк и будут помогать с расследованием. Только надо решить, что именно им требуется делать.

Их прервал начальник станции – сперва из коридора послышался скрип половиц, а потом появился и он сам.

– По-моему, этим ребятам с круизника просто не терпится избавиться от головы, – сказал он, остановившись посреди зала, – и капитан намекал, что неплохо бы заняться этим в первую очередь.

Начальник станции отвёз их на причал, но на борт подниматься не стал, а сел в машину и, подняв столб пыли, укатил к своему офису, расположенному в маленьком домике из камня, где во времена шахтёрского промысла была пекарня.

Судно медленно покачивалось на волнах, которые добирались сюда из самого устья фьорда. Ни на палубе, ни в рубке никого не было. Сейчас, когда судно перешло на береговое питание, вспомогательный двигатель отключили. На судне было тихо, тишину нарушал лишь скрежет борта о старые автомобильные покрышки, прибитые к причалу в качестве отбойника.

– Они что, гулять пошли? – тихо спросил Люнд Хаген Андреассена. – Они же были в курсе, что мы придём?

Трое полицейских по очереди прошли по трапу на судно и увидели, что массивная железная дверь, ведущая на нижнюю палубу – туда, где располагались кают-компания и салон, – была открыта.

– Эй? – Люнд Хаген заглянул в кают-компанию, но и там никого не было. Они прошли дальше по коридору и в салоне обнаружили наконец капитана, который торжественно вручил им ключи от лазарета.

– С той самой минуты, как мы положили туда голову, я с этими ключами не расставался, – сказал он, – можете на меня положиться.

Так как голова всё это время пролежала запертой в лазарете, никого из жителей Ню-Олесунна не просили опознать убитого. Посоветовавшись с коллегами, Люнд Хаген решил сфотографировать голову и попросить полевых инспекторов показать снимки местным. Узнав, что им вновь придётся поставить под удар дружбу с местными жителями, те не обрадовались, но возражать не стали. Турбьёрн взял с собой фотоаппарат и чёрно-белую плёнку, которую позже собирался проявить на научно-исследовательской станции Полярного института. Ни ему, ни Кнуту заходить в импровизированный морг не хотелось.

От набившихся в лазарет полицейских там стало тесно. Голову достали из холодильника и развернули простыню. Эрик Тведт проделал всё это крайне осторожно, надев тонкие резиновые перчатки. Чтобы получше рассмотреть голову, все столпились вокруг и вытянули шеи. Кнут, сам того не осознавая, полагал, что будет воспринимать эту голову как часть трупа. Но он ошибался. Перед ним лежал предмет – что-то вроде маски, которую видишь в комнатах страха и фильмах ужасов. Кроме того, Кнут совершенно не ожидал, что от головы будет исходить такой запах. Уже в следующую секунду он выскочил на палубу, перегнулся через леер, и его вывернуло. Турбьёрн встревоженно проводил его взглядом, но остался в лазарете.

На простыне проступили пятна, от серо-розовых до грязно-жёлтых. С шеи скатывались капли. Эрик Тведт сложил трубочкой губы и беззвучно засвистел – так он делал всегда, когда задумывался.