Майкл ни на секунду не сомневался, что тот период всеобщегосмятения, повального увлечения наркотиками и экзотической музыкой самымнепосредственным образом отразился на его карьере. По всей стране молодыесемьи, уставшие от прямоугольной формы домиков в безликих пригородах,прониклись новой любовью к деталям, фактуре и богатству форм и начали проявлятьнеподдельный и активный интерес к восхитительно красивым старинным зданиям вцентральных кварталах городов. В Сан-Франциско таких зданий было великоемножество.

Компания «Большие надежды» никогда не испытывала недостаткав заказчиках. Ее специалисты умели обновлять, воссоздавать и строить зановобуквально из ничего, а потому очередь нетерпеливо ожидающих клиентов неуменьшалась. Майклу приходилось обеспечивать реставрационные работы во всехчастях города. Ничто не доставляло ему такого удовольствия, как зайти вкакой-нибудь ветхий, замшелый особняк, скажем, на Дивисадеро-стрит и сгордостью произнести: «Да, я могу за полгода превратить эту развалину вдворец». Деятельность Майкла была отмечена несколькими наградами. Великолепновыполненные детальные проекты принесли ему известность и славу. Зачастую онвообще обходился без помощи архитектора.

Наконец-то исполнялись все его мечты!

В тридцать два года Майкл приобрел старинный особняк наЛиберти-стрит, полностью отреставрировал его и перебрался туда вместе с матерьюи тетей. Для себя он отделал комнаты верхнего этажа, откуда открывался чудесныйвид на центр города. Именно о таком жилище Майкл всегда мечтал: книги,кружевные занавески, пианино, антиквариат… Специально оборудованная большаянаклонная площадка позволяла вбирать в себя капризное солнце СевернойКалифорнии. Постоянный туман, наползавший на город с океанского побережья,зачастую рассеивался, не успев достичь здешних холмов. Майклу казалось, что онвладеет не только роскошными и изящными вещами, которые там, на Юге, лишьиздали видел сквозь окна чужих домов, но и небольшой долей тепла и солнечногосвета. Воспоминания о жарком южном солнце оставались с ним всегда.

К тридцати пяти годам Майкл превратился в весьмаблагополучного образованного человека, который, как говорится, «сам себясделал». Свой первый миллион он надежно и выгодно вложил в муниципальные ценныебумаги. Майкл любил Сан-Франциско – этот город подарил ему все, о чем онкогда-либо мечтал.

Хотя Майкл, как, впрочем, и многие другие жители Калифорнии,создал сам себя и свой имидж в соответствии с общепринятыми представлениями отом, каким должен быть вполне независимый и деятельный человек, в чем-то онвсегда оставался упрямым мальчишкой с Ирландского канала. Тем самым мальчишкой,который куском хлеба загонял горошину на вилку.

Майкл так и не избавился до конца от своего резкогоирландского акцента, а временами, общаясь с рабочими, вообще переходил народной говор. Он вынужден был признать, что так и не сумел отказаться от некоторыхпрежних привычек и представлений.

Однако выбранный им стиль поведения превосходно подходил дляКалифорнии – Майкл просто не пытался скрывать свои мелкие недостатки. В концеконцов, они тоже были составляющей частью его личности. Зайдя в дорогой ресторанс изысканной новомодной кухней, он мог запросто спросить, пробежав глазамименю: «А где же у вас мясо с картошкой?» (надо сказать, он действительно любилмясо с картошкой и ел его при всяком удобном случае, предпочитая эту пищумногим другим блюдам). Иногда он разговаривал с людьми, прилепив к верхней губесигарету, как делал его отец.

Друзья Майкла отличались широтой взглядов и были людьми безпредрассудков. Ему удавалось неплохо ладить с ними – главным образом благодарянежеланию участвовать в их спорах. Когда приятели за кружкой пива кричали дохрипоты, обсуждая положение дел в странах, которых никогда не в глаза не виделии в которых никогда не побывают, Майкл рисовал на бумажных салфетках эскизыдомов.

Если он и высказывал свои мысли, то делал это весьмазавуалированно, в абстрактной форме, словно вынося суждение со стороны,поскольку и в самом деле чувствовал себя аутсайдером в Калифорнии, да и вАмерике двадцатого столетия тоже. А потому его ничуть не удивляло, что людиобращали на него мало внимания.

Как бы то ни было, но наиболее близкие и искренние отношенияскладывались у Майкла с ремесленниками, художниками, музыкантами – словом, слюдьми такими же страстными, как и он сам, одержимыми каким-нибудь делом илиидеей. Удивительно, но в числе его друзей и любовниц было немало евреев,эмигрировавших из России. Такое впечатление, что именно они лучше всех другихпонимали его главное желание: прожить жизнь, исполненную смысла, внести в этотмир пусть маленькую, но свою лепту, собственные представления о жизни. Майклмечтал о возведении громадных зданий по собственным проектам, о перестройкецелых городских кварталов, о создании в старых пригородах Сан-Франциско целыхрайонов с кафе, книжными магазинчиками и небольшими гостиницами.

Время от времени – особенно часто после смерти матери –Майкл вспоминал Новый Орлеан и свою прежнюю жизнь, но постепенно события техлет казалась ему все более нереальными и фантастичными. Здесь, в Калифорнии,люди считают себя свободными, но до чего же они похожи друг на друга. И вот чтостранно: все, кто переезжает сюда, будь то из Канзаса, Детройта или Нью-Йорка,попадают под влияние местного населения, становятся приверженцами тех желиберальных идей, перенимают тот же стиль в мышлении, одежде, чувствах. Иногдаподражание доходило просто до смешного. Друзья, например, вполне серьезно моглиспросить: «Не тот ли он человек, которого нам на этой неделе следуетбойкотировать?» или «А разве здесь нам не нужно занять отрицательную позицию?»

Фанатиков разного рода хватало и в Новом Орлеане, но ицельные натуры встречались там отнюдь не редко. Майкл отчетливо помниллегендарные истории о прошлом Ирландского канала. Дед рассказывал ему, какоднажды, еще мальчишкой, он тайком пробрался в немецкую церковь только лишьпотому, что ему очень хотелось услышать, как звучит немецкая латынь. Или как,стремясь ублажить бабушку Гельфанд Карри – единственную немку по происхождениюво всем роду, младенцев вначале крестили в церкви Святой Марии, а затем тайкомнесли в церковь Святого Альфонса, чтобы теперь уже «истинно и правильно»соблюсти ирландские обычаи. Самое удивительное, что в обоих храмах обрядкрещения безропотно проводил один и тот же священник.

А какими яркими личностями были дядюшки Майкла, которых онодного за другим потерял еще в юношеские годы. В его ушах до сих пор звучалирассказы о том, как они переплывали с берега на берег Миссисипи и обратно (вовремена детства Майкла никто уже не отваживался на такое), как в пьяном виденыряли с крыш пакгаузов или приделывали лопасти к педалям велосипедов ипытались прокатиться по воде.