И чтобы не быть романтически голословными, приведем выдержку из доклада Всемирной организации здравоохранения уже более чем пятнадцатилетней (!) давности – за 2001 год: «Мир страдает от увеличения груза ментальных заболеваний и растущего несоответствия лечения. Ментальные заболевания стали четвертой из десяти лидирующих причин инвалидности в мире». Речь идет о депрессии; причем депрессии настоящей, клинической, с медицинским диагнозом. А уж, как говорится, на бытовом уровне кто не знаком с накатившим вдруг пониженным настроением, раздражительностью, «отвращением ко всякого рода труду», желанием лечь на диван и ничего не делать? Как сказал один мой коллега (не пациент!): «Даже телевизора не хочется».

Наверное, применив метод интроспекции, каждый согласится, что темп нашей жизни возрастает прямо на глазах. Что же конкретно имеют в виду философы, психологи, врачи, говоря об этом явлении? Уже Хосе Ортега-и-Гассет писал о пагубных последствиях прогресса для душевного состояния человека. Казалось бы, научно-технический прогресс облегчает быт, делая его все более и более комфортным. Даже посуду можно не мыть: сгрузил в посудомоечную машину, и дело с концом. Хотя вот, например, для автора мытье посуды – весьма медитативное занятие. Ополаскиваешь тарелки и думаешь о чем-нибудь приятно-полезном: о чем очередная статья будет (доводилось слышать подобное утверждение и от одного профессора-мужчины). Но внешнее упрощение, а на самом деле внутреннее усложнение – кофемашина, мобильный телефон, интернет, гаджеты и прочие чудеса техники – создает жизнь, к которой просто не успевают приспособиться ни физиология, ни психика человека. Ведь долгими-предолгими веками люди жили в гораздо более тяжелых – эмоционально и физически – условиях.

Ускорение темпа жизни, информационная перегрузка, формализация межличностных контактов, дистанционное «общение»… И последствия в виде невротической триады – агрессивности, зависимостей, состояния депрессии – не заставляют себя ждать.

Сильно влияет перманентная трансформация ценностей и норм. Вот очень, конечно, банальный пример. Школьную форму то отменят, то обратно введут. Словно она способна помешать некоторым высокоодаренным папам и мамам покупать ребенку для школы сумку за 60 000 и часы за 120 000 рублей да еще афишировать это. Отношения между людьми в стенах школы оставляют желать лучшего. Сейчас вполне «допустимо» сказать педагогу: «Вас не за что уважать, слишком сложно преподаете». А с легкой руки чиновников врачи и учителя объявлены чуть ли не главными коррупционерами. Приходит на память строка из обошедшего интернет шуточного клипа «Кто скупил дома в Майами – доктора с учителями» Евгения Шелякина и Славы Кулаева: «Все прозрачнее давно, и мы лишь тащим всю страну на дно». Одна учительница наивно спросила на форуме: «А если меня ребенок угостил конфетой, это тоже коррупция?» Мы знаем о мифологизации профессии «человек – человек» и, конечно, психолога. Все-таки однокоренное со словом псих. И потом, вдруг он что-то эдакое тайное про меня знает? Вот и покажем его в зловещем свете, наподобие доктора Лектора. Однако обвинять психолога в стрельбе в школе – уж слишком.

Агрессивные действия могут иметь как внешний, так и внутренний вектор. Как вариант, просыпается нездоровый интерес к теме добровольного ухода из жизни. Очередная экранизация «Анны Карениной» взбудоражила неокрепшие умы двух восьмиклассниц, и решили они взять у психолога интервью на тему «Почему взрослые совершают самоубийство?». А в другой школе к учителю-историку подростки обратились с просьбой организовать круглый стол по проблеме суицида. Хорошо, историк оказался человеком рефлексирующим – может, потому и обратились, – задумался, не случилось ли у ребят чего. И действительно, у одного из «клиентов» недавно погиб в автомобильной аварии друг.

В то же время без полноценного, а не дистанционного, эмоционального контакта невозможна помощь друг другу. Формализованное общение, пусть даже внешне вполне «интеллигентное», не столько развивает человека, сколько раздувает его Я. Что ни показывают по телевизору, – все плохо, или, что еще страшнее, совсем никак. В обществе создается излишний приоритет материального успеха, что сопровождается ненасытной невротической потребностью именно во внешнем статусе: быть «на уровне», не хуже других. Острая конфликтность самооценки одновременно и заставляет стремиться к успеху, и приводит к постоянным сомнениям, «достаточно ли я хорош». Тот самый «заколдованный» невротический порочный круг, по которому мечется несчастный человек, – непрестанная необходимость доказывать всему свету: «Я лучше». Ситуация действительно напоминает собаку, грызущую собственный хвост. В основном тексте книги мы писали, что склонность изнурять себя не вполне осуществимыми желаниями связана с деструкцией вплоть до попытки суицида. Собираясь набрать в поисковике совершенно невинную фразу «как лучше сушить паркет», вторым вариантом я увидела запрос «как лучше убить себя». Перфекционизм в его чрезмерной форме проявляется в постоянных попытках доказать социуму собственную значимость, успешность, добиться признания, похвалы других людей даже ценой нервно-психического и телесного истощения. Причем суть патологических форм перфекционизма в принципиальной неутолимости. Все реальные достижения, как правило, обесцениваются человеком, а требования к себе непрерывно возрастают, создавая и бесконечный путь самоулучшения, и стабильный уровень сверхтревожности: страх не оправдать ожиданий сначала родителей и учителей, а затем начальников, страх неудачи. Идеальное Я никогда не приближается к реальному Я. Причина появления таких форм перфекционизма – феномен «условного принятия» в детско-родительских отношениях («Я тебя полюблю, если ты…»). Коллектив – в некотором смысле та же семья. Перфекционистов – чаще это все-таки дамы, хотя и не обязательно – весьма любят работодатели, но «странною любовью». Читая лекции управленцам, сколько раз доводилось слышать: «Какая нам разница до психического здоровья подчиненных, лишь бы больше работали. А не нравится, так за забором очередь стоит».

Мы живем в век активного потребления, и проблемы самосознания современной личности достаточно универсальны. Эрих Фромм говорил, что мир – один большой предмет нашего обладания. Более того, смысловая позиция потребления превращает других людей в средство удовлетворения потребностей. Философия потребления и вытекающие из нее последствия живописно показаны в антиутопическом романе Олдоса Хаксли «О дивный новый мир»: пей-гуляй, веселись, каждый принадлежит всем остальным и т. д. В погоне за одобрением большинства люди иной раз долго носят маску успеха, но теряют смысл: зачем все это вообще нужно? Я раздувается, раздувается… и куда-то исчезает. По сути, внутри остается только тоска, скука – смысловой вакуум, осевой симптом любого невроза.

Исследования последних десятилетий говорят о росте эмоциональных нарушений личности, прежде всего – большом количестве агрессивных и аутоагрессивных тенденций. И то, и другое обычно сопровождается устойчивой тревожностью, доходящей в крайних случаях до клинической депрессии. Начиная с Карен Хорни, радикально настроенные специалисты едва ли не утверждают, что общество «больно», а в качестве «диагноза» указывают, к примеру, постмодернизм. А психоаналитики полагают, что именно эмоциональная сфера, как во времена Зигмунда Фрейда сексуальная, становится на сегодняшний день самой уязвимой. Психологи, глубинно работающие с проблемами клиентов, в лице А.Б. Холмогоровой отмечают: «…установки, реализуемые в нашей культуре, заставляют многих людей бессознательно прибегать к героическим средствам для переработки травмирующего опыта и героическим решениям возникших в результате этого опыта проблем. По этой причине болезненные переживания часто слишком быстро исчезают из нашего сознания, и мы перестаем осознавать наше страдание… нам нужно научиться принимать так называемые негативные чувства и разрешать себе выражать их». Большинство родителей просто не дают ребенку выражать гнев или злость. И уж тем паче не учат направлять негативные эмоции в конструктивное русло. Социум в целом тоже не очень-то милостив к проявлениям чувств и не приветствует какую-либо, пусть и безобидную на первый взгляд эксцентричность. Однако вытесненное в глубины бессознательного, очевидно, никуда не исчезает. Невротик напоминает, по Жванецкому, закрытую кастрюлю, в которой что-то кипит. В итоге однажды возникает некоторая, выражаясь по-бытовому, перегрузка. Человек перестает реагировать даже на очень значимые (биологические, жизненно важные!) стимулы. Рядом с ним пожар случится, а он ничего не заметит, словно вдруг ослеп.