Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«До всего ей есть дело!» — подумал Коррадо.
Часы показывали без пятнадцати семь, а, учитывая, что улицы были практически пусты, Энрике надеялся добраться за полчаса.
Нужный дом находился в соседнем районе, и это было хорошо. Работать в центре Окленде Энрике не любил. Полиции там было больше, а проходные дворы можно было пересчитать по пальцам.
Ах, центр города… У Энрике все еще сохранился пропуск — его делал Папа Лучано для операции с часами. И хотя дел в центре больше не было, Энрике этот пропуск был необходим.
Не то чтобы очень хотелось погулять среди дорогих магазинов, просто, когда у тебя есть пропуск, это успокаивает и немного греет. В Окленде полно народу, кто еще ни разу не пересекал эту границу отчуждения и всю свою жизнь провел в периферийных районах города. Энрике такая перспектива страшила. Если бы он регулярно не ездил смотреть на холеную публику, он бы, наверное, заболел.
На мосту через кольцевую дорогу прямо навстречу Коррадо выскочила полицейская машина. Энрике ехал не слишком быстро, но все же сбавил скорость, чтобы не привлекать внимания сонных полицейских.
У них за спиной была длинная ночь дежурства, и беспокоить их не следовало.
«Вот-вот, двигайте дальше», — пожелал им Энрике и, проехав мост, свернул на соседнюю с Мараско улицу. На перекрестке он остановился на красный свет и, пока горел запрещающий сигнал, наблюдал за разгрузкой хлебного фургона.
Небольшой пузатый автомобильчик стоял рядом с булочной, и грузчик почти бегом перетаскивал тяжелые поддоны со свежим хлебом. Аромат свежей корочки распространялся по всей улице, и Энрике отметил, что в утреннем воздухе запах был значительно сильнее и держался дольше.
Когда-то, будучи мальчишкой, он поднимался очень рано, чтобы прийти в соседнюю булочную и помочь разгрузить хлеб. За это он получал горячую горбушку, намазанную тающим маслом.
Энрике почти наяву ощутил тот далекий вкус своего детства.
На светофоре загорелся зеленый свет, и Коррадо поехал дальше. Сделав еще один поворот, он остановился возле тротуара, развернув машину в сторону своего района. Если бы возникли осложнения, можно было оторваться от погони в тех местах, которые были Энрико хорошо знакомы. Играть на своем поле всегда было предпочтительнее.
Пройдя по параллельной улице, Коррадо свернул на улицу Мараско.
Дом двадцать шесть он заметил сразу. Поеживаясь, как и положено утреннему пешеходу, Энрике прошел возле подъезда, отметив, что его дверь снабжена хорошим электронным замком. Следовательно, о том, чтобы перехватить клиента в доме, не могло быть и речи.
«Лучше уж я сработаю на улице», — решил Энрике и, пройдя до магазина игрушек, перешел на противоположную сторону. Затем свернул во двор и сел на скамью, с которой был виден нужный подъезд.
Место для наблюдения было удобным, но во дворе вовсю хозяйничал дворник. Он бесцельно таскал длинный резиновый шланг, что-то бубнил и подозрительно косился на Энрике.
«Этот как пить дать станет главным свидетелем», — вздохнул Коррадо и по привычке ощупал карманы, ища сигареты.
Сигарет не было, и он вспомнил, что намеренно не взял их с собой — на работе Коррадо не курил.
Дверь подъезда открылась. Энрике напрягся, и его рука скользнула под куртку, но вместо клиента появилась женщина.
«Похожа на служанку», — решил Коррадо, поскольку дом клиента выглядел довольно богато. Владелец такого дома мог себе позволить целый штат прислуги.
Служанка тщательно прикрыла дверь и пошла за покупками. Ее большая хозяйственная сумка едва не касалась земли.
«А ведь он мог отвезти ее на машине», — начал заводить себя Коррадо. Для того чтобы застрелить клиента, требовалось хоть чуточку разозлиться. Совсем немного. Иногда достаточно было убедить себя, что клиент некрасиво одет.
Дверь опять открылась. Энрике снова дернулся, однако и в этот раз клиент не появился. Вместо него вышел телохранитель. Здоровый парень с цепким взглядом и рацией в руках Он внимательно оглядел всю улицу, и Коррадо почувствовал, когда глаза охранника остановились на нем. Пришлось широко зевнуть, и только тогда секьюрити отвел от Энрике взгляд.
— Леман!.. Леман!.. — закричали откуда-то с верхнего этажа.
— Ну чего тебе?! — отозвался дворник, управлявший льющейся из шланга слабой струйкой воды.
— Иди попей кофейку!
— Да сейчас! — заорал в ответ Леман.
— Иди, а то кофе остынет! Опять будешь потом права качать!
— Ну иду! — снова заорал Леман.
— Да что ж вы орете так рано? Только четверть восьмого… — послышался чей-то недовольный голос.
— А нечего так долго дрыхнуть, — возразил голос, звавший Лемана пить кофе.
— Я работаю, между прочим, допоздна.
— Знаем мы вашу работу — книжечки писать.
По улице Мараско проехал автомобиль и остановился напротив дома номер двадцать шесть.
Чтобы лучше видеть, Энрике подвинулся на край скамьи, однако из автомобиля никто не вышел. Коррадо снова ощупал под курткой пистолет и неожиданно услышал голос:
— Что, болит?
Коррадо повернулся и увидел остановившегося возле скамьи дворника.
— Чего?
— Я спрашиваю, сердце болит? — Пока Энрике соображал, к чему последовал такой вопрос, дворник пояснил: — Я вижу, ты, парень, жену свою высматриваешь?
— Ну да, — согласился Коррадо.
— То-то, я думаю, ты какой-то странный. Сидишь в нашем дворе, а сам на улицу выглядываешь. Потом я вспомнил, что у этого Ларкина три дня как молодая особа объявилась. Стало быть, это твоя жена?
— Угу… — угрюмо кивнул Энрике, соображая, как использовать нового знакомого. — А ты-то меня узнаешь, Леман?
— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — удивился дворник.
«Вот придурок…» — подумал Энрике и пояснил:
— Так мы с тобой три дня назад пили.
— Правда? — Леман потер свой лиловый нос. — Вполне может быть. Возле стройки?
— Да вроде. Честно говоря, я не очень помню.
— И я… — понимающе улыбнулся Леман.
— Ну раз ты понял мою беду, друг, так, может, поможешь?
— Об чем речь? Конечно, — с готовностью согласился дворник.
— Леман! — повторился зов с верхнего этажа. — Ну куда ты подевался?! Кофе же стынет!
— Подожди!.. Я сейчас!.. — отозвался дворник.
— Горластая у тебя баба, — заметил Энрике.
— Ой, глаза б мои ее не видели, — покачал головой Леман. — Ну так чего мне делать?
— У тебя есть оружие?
— Да, у меня в подсобке есть настоящее ружье. Правда, без патронов.