– Зенитчики бывают разные, Вася, – ввернул Чумак. – Кстати, командир, надо будет при случае напомнить им об этом. А то заигрались, понимаешь, в вероятного противника. Стас еще молодой, но мы-то с вами понимаем…

Хусаинов, молча шагавший рядом, внушительно кивнул.

Командир ехидно покосился на Чумака.

Бобров в молодости застал пару локальных конфликтов, и там ему случалось «давить зенитки» – не такие продвинутые, как нынче, но тоже вполне смертоносные. Именно с войны Бобров вынес четкое понимание, что штурмовик вовсе не «летающий танк». А среди операторов зенитных установок попадаются люди, которые спят и видят, как бы тебя убить. И ничего они не боятся. Противоборство зенитки со штурмовиком занимает мгновения, пугаться некогда. Дрожание рук и нервное курение – потом. У тех, кто выиграл. И как раз после этого одни начнут бояться, другие вообще страх потеряют, а самые опасные – «почувствуют грань».

– Ну вы же рассказывали… – объяснил Чумак.

– Я не думал, куда отворачивать, я хотел их дожать, – попытался оправдаться Стас.

– И напрасно, – сказал Бобров. – Здесь тебе не Вторая мировая. Ты добился лишь того, что подставил врагу брюхо в самом выгодном ракурсе. И не надо мне объяснять, что враг был сбит с толку, растерян, напуган и так далее. Сегодня в зенитке сидит оператор, через пять лет она будет на полном автомате. Да и у оператора черт знает чего на уме… Наша задача – не оставить ему ни единого шанса. И завтра ты это сделаешь. Хорошо?

Стас кивнул. Он понимал, что поступил неправильно. Но очень хотелось. И ведь эта железная коробка действительно не успела довернуть башню! В ту самую лишнюю секунду Стас упивался абсолютной властью над врагом. Он его переиграл! А вот Бобров считает, что ничего подобного. И как ни грустно это признать, командир прав. Опять прав. Всегда он прав. Иногда это злило, иногда вообще бесило. Временами летать с Бобровым становилось просто невыносимо. Чертов педант! Чума и Хус находились с ним в состоянии перманентного интеллектуального противоборства, и их это, похоже, забавляло. Стас пока что мог только кивать и соглашаться.

Монстры воздуха, трам-тарарам. Чудовища. Трое из ларца, одинаковых с лица. Без единого изъяна! У них было полно человеческих слабостей, но не было слабых мест в небе над целью. Каждый божий день Стас объяснял себе, как ему повезло летать в этом звене. Иначе боялся, что сорвется и наговорит глупостей. Он учился, он старался как лучше. Его хвалили, ему помогали. С ним прямо нянчились, едва не сдували пылинки. Но все успехи лейтенанта Васильева выглядели бледно, так бледно рядом с этими… Тузами, мать их за ногу.

Одно время Стас надеялся совершить какой-нибудь подвиг и таким образом встать с коллегами вровень. Пускай он еще не четкий, не чувствующий грань, не раскрывший свой талант, зато – герой. Но Бобров не оставлял простора для героизма. Герой всегда спаситель, а в «слабом звене» некого было выручать.

Оставался шанс отличиться при обороне от истребителей. Втайне Стас надеялся, что на звено натравят каких-нибудь страшных живодеров, те зададут «Бобрам» перцу, они растеряются, и уж тут лейтенант Васильев себя покажет. Но этот шанс был из разряда призрачных. В прошлый раз «Воронов» гонял лично командир истребительного полка со своей элитной тройкой. Поспорил с Козловым на ящик шустовского коньяку, что посшибает штурмовики, как кегли. Не тут-то было. Истребителям заготовили подлянку – обнаружив врага «на шести часах», Бобров подозвал Пуха, и они выстроили из двух звеньев оборонительный круг. Пока истребители вспоминали, как с этим антикварным чудом тактики правильно бороться, у них все ракеты ушли в землю. Потом Бобров повредил машину спорщика, Чумак крепко вломил его замыкающему, а Пух вообще сбил одного.

«Зря ты нос повесил, в нашем деле негативный опыт не менее важен, чем позитивный!» – сказал Козлов, принимая коньяк.

Командир истребителей, которого по итогам боя вызвали в округ разбираться, только выругался в ответ.

Отличиться при таком общем фоне было проблематично. Лучший на курсе пилот Васильев в полку объективно стал никаким. Первые месяцы он воспринимал это как должное, но постепенно начал волноваться, а потом и страдать. Здесь не водилось посредственных летчиков. Были только сильные и еще сильнее. Тут шла постоянная борьба хорошего с идеальным. Война нервов.

Естественно, почувствовав себя на миг богом поля боя, Стас не смог избежать соблазна. Ему нужно было закрепить это ощущение. И плевать, что «Ворон» ощутил то же самое. Механик сунет руку ему в память – и сотрет. Бобров проследит за этим. Механик все сотрет.

Зато летчик кое-что важное для себя запомнит…

После душа Стас, как обычно, успокоился, а после обеда и вообще размяк. Раздражение схлынуло. Это было в порядке вещей – и раздражение, и то, что оно прошло. Лейтенанту Васильеву снова было комфортно в «слабом звене». До следующего полета…

– Пятница, – сказал Чумак, отодвигая пустую тарелку. – В прошлом году я бы сейчас пошел домой, надел свой любимый гражданский костюм… Эх! Чего вспоминать.

– Напиши Пейперу, – предложил Хусаинов. – Пусть он знает, как исковеркал твою личную жизнь. Пусть ему будет стыдно.

– Это опасно. Пейпер – человек долга и шуток не понимает. Он скажет, что готов подменить меня – будет приезжать сюда по пятницам, надевать мой любимый гражданский костюм… И так далее. Нет уж. Потерплю.

– Как он там? – спросил Бобров, доставая трубку.

– Ожидаемо. Поступил на юридический. У него же мама адвокат, папа адвокат, бабушка адвокат, дедушка адвокат… Вот счастливы, наверное, – можно не бояться за семейный бизнес. Они, конечно, здорово струхнут, когда Сашка купит самолет, но привыкнут как-нибудь.

– Не купит, – Бобров помотал головой.

– Да вы что, командир! А баб катать?..

– А может, и не купит… – задумчиво протянул Хусаинов, разглядывая на просвет стакан с томатным соком. – Я бы не купил.

– Ты не показатель. Нам с тобой, чтобы производить впечатление, самолеты не нужны, – заявил Чумак. – И командиру не нужны. Стас вырастет большой, тоже научится возбуждать девиц без самолета. Я вообще, когда надеваю свой любимый гражданский костюм, представляюсь обычно то кризис-менеджером, то портфельным инвестором…

– Кем-кем? – переспросил Бобров.

– Финансы, командир. В них никто не разбирается, и можно с умным видом распускать хвост. А скажешь, что ты летчик, – сразу на тебя глядят сверху вниз. Летчик, он же вроде шофера, обслуживающий персонал. Топчи педаль, крути штурвал. А если узнают, что военный летчик… Это ж вообще дармоед! Отожрал, понимаешь, харю на народные российские нефтерублики. У бабушек-пенсионерок изо рта кусок вырвал…

– Ты это серьезно?

– Проверено, командир. По молодости было интересно, кем меня считает честный налогоплательщик. Теперь не очень интересно. А чего вы удивляетесь? Войны-то нет. Была б война, нас бы уважали. Прямо обидно – чего на Россию не нападет никто? Какая-нибудь маленькая и, желательно, морская держава.