По-моему, непрерывный процесс политических перемен в Америке напоминает биологическую эволюцию. Я именно это имел в виду, когда говорил, что наше законодательство позволяет конкурировать и приспосабливаться. Люди, создавшие Конституцию и Билль о правах, понимали, что мало верить в возможность прогресса: нужны конкретные юридические механизмы, которые его обеспечат. Опираясь на философию Просвещения, они выработали подход к управлению государством, в котором прослеживаются любопытные параллели с дарвиновской теорией эволюции путем естественного отбора, а между тем даже до рождения Дарвина оставалось еще двадцать лет.

Отцы-основатели задумали юридическую систему, краеугольными камнями которой стали вполне конкретные нерушимые законы: свобода, мир, справедливость, благосостояние человека. Но при этом они допускали и поправки к законам, проводимые снизу вверх на основании воли избирателей. Например, мы решили, что будем ездить не по левой стороне дороги, а по правой. Это прописано в наших законах, но в Конституции таких подробностей нет. Президент может руководить действиями правительства, Конгресс — постоянно писать новые законы, а судьи Верховного суда — постоянно толковать Конституцию в свете новых общественных, политических, экономических и научных реалий. В природе лучше приспособленные организмы обладают конкурентными преимуществами перед менее приспособленными. При конституционной демократии хорошие законы обладают конкурентными преимуществами перед плохими или не такими хорошими. Конституция задает фундаментальные правила, но это не конец американского законодательства, а только начало. На основании этих правил можно вводить различные новшества — вот, например, расширять понятие права голоса, давать новые свободы, учреждать новые правительственные структуры, скажем, Национальный научный фонд или Управление по защите окружающей среды. И я поражаюсь этой прозорливости, основанной на вере в разум, каждый раз, когда прихожу в главный зал Национального архива.

Не знаю, совершите ли вы когда-нибудь паломничество в Национальный архив, не знаю, кто вы — гражданин США или другой страны, житель Вашингтона или турист, — но наследие той революции вы все равно видите — ежедневно и ежечасно, во всем. Она вокруг вас — это наши дороги, наши линии электропередач, наше природоохранное законодательство, наши конституционные права. Если вы живете в другой стране, вас все равно затрагивают прекрасные идеи Просвещения. Ключевые понятия философии той эпохи — демократия, равенство, рациональный подход к законодательству — встроены в самые свободные, самые продуктивные политические системы во всем мире. А в основе этих понятий лежит глубоко научный образ мысли.

Когда мне случается работать над сложным проектом, я изо всех сил сопротивляюсь мысли «ну все, готово», которая возникает, когда дело близится к официальному завершению. Над чем бы я ни трудился — над чертежом переносного «круга питчера» для бейсбола или над вводной для очередной передачи Bill Nye Saves the World («Билл Най спасает мир») компании «Нетфликс» (Netfl ix), — я отдаю себе отчет, что первые наброски неизбежно нуждаются в доработке и переработке. И настоятельно не рекомендую писателям, продюсерам и редакторам писать «окончательная версия» в заголовке любого документа. Нет ничего окончательного в телепрограмме, пока она не записана и не вышла в эфир. И это относится к любой творческой задаче. Если хочешь хорошо делать свое дело, выработай у себя способность меняться и приспосабливаться. Природа так и поступает, вот и мы должны.

Думается, самое трогательное в этих листах старого пергамента — то, что когда смотришь на них, понимаешь, насколько они современные. Да, они тускло освещены, чтобы чернила не выцвели, они выставлены в герметичных витринах с инертным газом аргоном, чтобы пергамент не рассыпался в прах, но слова на них живы, как прежде. Это яркое напоминание, что в законе, как и в науке, не бывает ничего «достаточно хорошего». Вот почему Конституцию приходится постоянно толковать заново. И это возвращает нас к чудесной идее прогресса. Может быть, когда-нибудь мы даже избавимся от Коллегии выборщиков. Нельзя же основывать современную медицину на принципах, заложенных до бактериальной теории болезней, или строить ракетный двигатель на основании старой теории о «теплороде». К счастью, отцы-основатели приветствовали неустанный поиск лучших идей и решений. Конституция США — прекраснейший пример подхода «все и сразу» и вдохновляет не только политиков, но и обычных людей.

Можно говорить что угодно о недостатках американского общества — и да, тут есть что сказать, — но наш прогрессивный стиль, наш образ действий постоянно напоминает нам, что мы способны на великие свершения. Не обязательно принимать все как есть. Можно сопротивляться, приспосабливаться, пересматривать, развивать, улучшать — и менять мир к лучшему.

Вдумайтесь в название этой главы. Надеюсь, у вас есть минутка, чтобы как следует усвоить эту фразу. Мысль эта очень проста, но мне представляется, что это мощный инструмент, который одновременно и придает сил, и учит смирению. Вас окружают люди, каждый из которых — специалист в той или иной области, и большинство из них охотно поделится с вами знаниями. Нужно всего лишь найти подход — то есть проявить внимание, приветливость и любознательность.

Не исключено, что знания окажутся совсем не такими, как ожидаем мы с вами. Не исключено, что вы их даже не сразу заметите. Готов ручаться, что любой дворник знает о химических взаимодействиях растворителей в чистящих средствах гораздо больше среднего обывателя. Стюардесса наверняка прекрасно осведомлена о самых современных методах реанимации. Контролер-кассир в супермаркете наверняка многое может рассказать о текстуре кожицы спелого помидора или тайном смысле срока реализации на пакете молока. Как чудесно понимать, сколько удивительных знаний окружают тебя в каждую секунду!

Однако чтобы черпать из источника этой великой мудрости, все равно нужно сделать усилие и попросить об этом. Но тут у нас нет недостатка в отговорках. Мы слишком заняты, слишком застенчивы, слишком горды, слишком забывчивы. Очень часто мы просто не замечаем других людей либо так убеждены, что наши познания лучше и обширнее (или, по крайней мере, достаточно велики), что не даем себе труда задать вопрос. Но вдумайтесь: чему бы вы ни учились, как бы ни был обширен ваш жизненный опыт, кто-то другой учился тому, чего вы не знаете, и пережил то, что вам и не снилось.

Я — ходячий пример человека, который знает кучу всего о куче всего и при этом феерически невежествен. Особенно остро я ощущал это, когда пришел работать инженером в компанию «Боинг» в 1977 году: в те времена образования у меня было гораздо больше, чем опыта. Мне предстояло усовершенствовать инженерные решения, используемые в самом большом и знаменитом самолете компании — «Боинге-747». К счастью, мой босс Джефф Саммитт был человек потрясающий. Он вырос на логарифмических линейках и интуитивно чувствовал силы, давления и механизмы. Я хотел поразить его своей компетентностью и так старался ему подражать, что даже носил рабочие ботинки той же марки и на обед в столовой брал то же самое.

В «Боинге» был один летчик-испытатель, которого всерьез беспокоила вибрация рукоятки управления модели 747 — самолетного руля. Я говорю «вибрация», но на самом деле речь шла всего лишь о еле заметном дрожании. Нужно было сосредоточиться, чтобы его ощутить. Зато потом ты уже чувствовал его каждый раз, стоило прикоснуться к рукоятке (а летчик держится за нее весь полет). Джефф поручил мне придумать, как избавиться от этих «вредных вибраций».