— Ирочка, Ириночка, Ирусенька, милая моя…

Когда в палатку с шумом вбежал отец, Кирилл опешил. Таким он его еще никогда не видел. Глаза Зорина-старшего говорили, насколько тот встревожен и, может быть, растерян. Лицо с крупными чертами и немного оплывшим подбородком сейчас по-молодому подтянулось и как бы даже осунулось.

— Давай, Киря, собирайся! — проговорил Иван, протягивая растерянному сыну автомат.

— Пап, а вахта? — Зорин-младший решительно ничего не понимал, но оружие из рук отца взял с готовностью.

— Вахта подождет! Сейчас главное атаку на Комсомольскую отбить, а там… — Зорин внимательно посмотрел на Кирилла. — А там видно будет.

Шагая за отцом, парень не знал, что и думать. На его памяти ничего подобного не случалось. Нападение на Комсомольскую? Гордость Красной ветки? Одну из самых укрепленных станций? Это казалось совершенно невозможным.

Отправление было скорым. На первом транспорте места для Кирилла не нашлось, поэтому, прокричав что-то, Иван Зорин махнул рукой сыну, полезай, мол, во вторую, и боевая колонна двинулась.

* * *

Обе «тачанки», как любовно называли эти дрезины, обшитые толстыми листами стали и оснащенные станковыми пулеметами, двигались в сторону Комсомольской-радиальной. Они очень напоминали рисунки из рукописей Леонардо да Винчи, но поскольку Кирилл этих рисунков никогда не видел, то представлял себе двух крадущихся зверей, оскаливших клыки и готовых без промедления, в любую секунду вступить в жестокий бой.

Прислушиваясь, осматриваясь, то и дело выцеливая кого-то во мраке перегона, солдаты молчали, поддаваясь иллюзии, что эта настороженность могла подготовить их к предстоящей битве.

«Отец впереди, жаль, мы не вместе…» — от этой простой мысли игла глухой тоски отчего-то кольнула сердце.

Сильный прожектор с легкостью разгонял немую черноту туннеля, освещая достаточно большой участок путей впереди. Шпалы на секунду выныривали из пустоты и исчезали, словно перемолотые челюстями колес.

Впереди рельсы оказались чем-то перегорожены. Когда отряд Зорина приблизился, то была обнаружена перевернутая ремонтная тележка, пустой ящик и труп Лома. Над бойцами нависло пронизанное жутью недоумение.

«Это невероятно! Убийство такого человека буквально в двух шагах от станции? — думал Кирилл. — Кто мог такое сделать, и как?»

Невольно эта смерть связывалась с исчезновением Сомова. Но что же тут произошло, ведь не могли же люди, бывшие друг для друга ближе, чем иные кровные братья, поссориться так, чтобы начать стреляться? И, в любом случае, где сам начпартии? Кроме всего прочего, бородач излучал такую мощь жизненной силы, что всем, кто знал его, казалось: он не мог погибнуть никогда.

— Освобождайте путь, и срочно на Комсомольскую. Чую, нас там ждут большие неприятности, — распорядился Зорин-старший, кусая губы и сдерживаясь изо всех сил, чтобы не зарыдать. — А те, кто это сделал, жизнью поплатятся…

Через несколько минут обе дрезины покатили дальше, но взгляды бойцов по-прежнему были прикованы к страшной картине, оставшейся позади. В отряде воцарилось угрюмое молчание, нарушаемое только скрипом рамы, рокотом моторов и перестуком колес.

— Ну, мы их сейчас… — чей-то высокий голос, набирая силу, неожиданно вклинился в уже привычный набор звуков.

Кирилл повернул голову и увидел паренька. Его автомат был зажат между коленей, невидящий взгляд устремлен вверх, а губы постоянно двигались.

— Размажем этих поганцев… Да! ДА! — юнец пару раз ударил кулаком по своей ладони, прикусил дрожащую нижнюю губу и продолжил. — Не нужно было им соваться на нашу ветку, ублюдкам…

Из-за урчания движков его шепота слышно не было, но иногда, видимо совсем забывшись, он говорил в полный голос. Юный коммунист еще раз дернулся и притих. Теперь лицо паренька исказила резкая, жестокая, самодовольная улыбка, которая тут же переродилась в самую жалкую гримасу.

«Да-а… — невольно улыбнулся Кирилл, — неужели у меня такой же вид испуганный?..»

Не замечая, что все уставились в его сторону, солдат снова затараторил:

— Вот как прибудет наша бригада… Вот как застрочат наши пулеметы…

— Да успокойте вы пацана! Врежьте ему по зубам чем-нить тяжелым! — не выдержал боец, сидевший впереди рядом с Кириллом.

— Вот ка-ак… — после грубого тычка в плечо юный герой пришел в себя, замолк и начал застенчиво оглядываться на соседей. Его зрачки лихорадочно метались от лица к лицу, от нашивки к нашивке, от автомата к автомату, а взгляд искал ответа, поддержки, участия, совершенно не понимая, что произошло. Этими, как ему казалось, мысленными речами паренек воодушевлял себя перед грядущим, пытаясь вытеснить из сердца холодный, мертвящий ужас, который побуждал спрыгнуть с тачанки и бежать, бежать назад, крича о своей слабости…

— Ладно, я вам счас анек расскажу, — примирительно произнес все тот же густой бас, который минуту назад требовал «успокоить пацана». — Значит, идет медосмотр на Четвертом Рейхе, чтоб в дозор за двестипятидесятый метр отправляться. Ну, два близнеца ихних сидят, ждут, а идти в туннель дежурить ох как страшно! Одного вызвали. Вот он выходит из кабинета, а второй спрашивает:

— Ну что, взяли?

— Нет, комиссовали.

— Пройди еще раз за меня, а то раздеваться не хочется.

Через несколько минут:

— Слушай! А тебя взяли, прикинь!

Может быть, в другое время «бородатый» анекдот не показался бы таким смешным, но сейчас, в атмосфере сгустившегося напряжения и неизвестности, он вызвал взрыв гомерического хохота. Кирилл, согнувшись, утирал слезы, когда рассказчик, сидевший рядом и смеявшийся вместе со всеми, вдруг запрокинул голову и тяжелым кулем навалился на плечо юноши. Никто не успел понять, что произошло, и под сводом туннеля еще звенел веселый смех над анекдотом, а пуля уже заставила балагура замолчать навсегда.

В эту же секунду с первой дрезины раздался вопль:

— Ёж! Ёж! Тормози!!!

Внезапный рывок чуть было не приложил Кирилла головой к бортику. Все еще движущуюся платформу ощутимо повело в сторону. Шпалы, одна за одной подминаемые под себя тачанкой, сменились бетонными кольцами тюбинга. Стена надвигалась с пугающей скоростью. Кирилл выкинул руку вперед, чтобы схватиться за раму каркаса. Сильнейший удар предшествовал остановке. Несмотря на попытку зацепиться, юношу швырнуло на рельсы. Следом с дрезины повалилось еще человек пять. Тоннель озарился вспышками выстрелов. Грохот пулемета бил по голове кувалдой, рвал барабанные перепонки. Следом вспыхнуло ослепительное зарево взрыва, и немой черный мир обступил оглохших людей. Потерявшие ориентацию, полуослепшие коммунисты приподнимались и под шквальным огнем невидимого врага точно сбитые кегли валились за металлические борта дрезины. Уцелевшие бойцы Красной ветки, повинуясь инстинкту, потому что никаких команд слышно уже не было, рассыпались горохом по туннелю, и повели ответный огонь.