* * *

Солнце клонилось к горизонту, когда Людмила быстрым шагом миновала новорусскую стройку, осторожно отворила нужную калитку и подала голос:

– Эй! Есть кто живой?

Никто не откликнулся. Тогда Людмила вошла во двор и двинулась вдоль кирпичной стены дома по узенькой бетонной дорожке. Шагая, она старалась не наступать на многочисленные трещины. Такой у неё имелся суеверный сдвиг по фазе. Удастся переступить все трещины – повезёт. Ей очень хотелось, чтобы повезло.

Пройдя несколько шагов, Людмила очутилась в своеобразном гроте из виноградных лоз, дававших тень и подобие прохлады. Ей понравилось в этом оазисе. На темно-зеленом фоне она должна была смотреться особенно выгодно в своём ярко-жёлтом сарафане, загорелая, свежая, стройная. Уверенная в себе молодая женщина. Только отчего-то ужасно колотилось сердце, как у школьницы перед первым свиданием, которое может завершиться не только кусачими поцелуями и трепетными прикосновениями. Набрав в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в холодную воду, Людмила окликнула ещё раз:

– Э-эй! Есть кто…

Он возник перед ней совершенно бесшумно и на столько внезапно, что напрягшиеся от испуга соски отчётливо обрисовались под тонкой тканью её сарафана. Бесстрастный. Молчаливый. Все в тех же узких застиранных джинсах, но уже без рубахи. Людмила подумала, что впервые в жизни видит зрелый мужской торс, напрочь лишённый привычной растительности на груди. Сильное мускулистое тело с гладкой юношеской кожей. Это было трогательно и волнующе. Как в ранней молодости, когда от одного лишь предвкушения восторга все внутри переворачивалось и холодело. Стараясь унять тревожную дрожь в голосе, Людмила улыбнулась и пустила в ход домашнюю заготовку:

– Не ждали гостей?

Светлые глаза мужчины смотрели на неё не мигая.

– Нет. – Это прозвучало не очень вежливо, но зато честно.

– Жарко, – зачем-то сказала Людмила и слегка покраснела.

– Да.

Иронически приподняв уголок губ, мужчина продолжал спокойно разглядывать гостью. В светлых глазах мужчины не было ни тени недоумения. Он просто смотрел на Людмилу, не приглашая, но и не прогоняя прочь.

Впервые в жизни, стоя перед мужчиной, она понятия не имела, куда девать ставшие вдруг лишними и нелепыми руки. Пришлось поправить причёску, одёрнуть сарафан. Сердясь одновременно на себя и на нелюбезного хозяина дома, Людмила сказала:

– Я зашла поблагодарить вас за дочь.

– Конечно. – Мужчина деликатно убрал свою полуулыбку. – С девочкой все в порядке?

– Да, спасибо. – С ужасом предчувствуя, что румянец на лице вот-вот сменится нестерпимым жаром, Людмила с неожиданной решимостью предложила:

– А что, если я приглашу вас на чашку чаю?

– М-м? Сейчас? В такую жару?

– Можно вечером, – слегка упавшим голосом отозвалась она, уже зная, что приглашение принято не будет.

– Без чая, значит, никак?

Опять эта улыбка, затрагивающая только правую часть рта! И ничего не выражающий взгляд светло-серых глаз, таких ярких в тени виноградного грота.

Оставалось выдавить из себя подходящую вежливую фразу, развернуться и уйти. Прямо сейчас… да, сейчас… немедленно!..

Людмила молчала и продолжала стоять на месте как вкопанная.

– Моя фамилия Громов, – сказал мужчина. – А вы…?

– Людмила, – послушно назвалась она.

– Вот что, Люда… Давайте-ка вы ко мне, а не я к вам. И не на чай, а на холодное пивко, идёт?

Наконец-то он улыбнулся по-настоящему: озорно и открыто. Удержаться от ответной улыбки было невозможно. Людмила хотела пожать плечами, но вместо этого решительно тряхнула рассыпчатыми каштановыми волосами и шагнула вслед за хозяином к распахнутой двери.

– Дома я хожу без смокинга, – предупредил Громов на ходу. – А пиво пью прямо из горлышка, так вкуснее. – Он остановился и пропустил Людмилу вперёд. – Но вам готов предоставить чашку, если вы сполоснёте её на крылечке.

– Я лучше тоже из горлышка, – улыбнулась она, переступая через порог.

Шаткий стол был застелен обшарпанной цветастой клеёнкой. Ромашки…Васильки… Незабудки…

Присев на табурет, Людмила с преувеличенным вниманием разглядывала рисованные букетики, не отваживаясь поднять глаза на Громова. Он, не обращая внимания на её скованность, устроился напротив.

Ловко изогнувшись назад, открыл за своей спиной натужно гудящий холодильник и выставил на стол две запотевшие бутылки.

– Угощайтесь.

– Спасибо.

Прихлёбывая горьковатое пиво, они сидели друг напротив друга, плохо представляя себе, о чем говорить. Отметив нервозность гостьи, Громов пришёл ей на помощь:

– Это что за люди между нами обосновались?

Благодарно отметив понравившееся ей «между нами», Людмила коротко проинформировала собеседника:

– Какой-то типичный новорусский помещик со свитой. Затеял стройку века. Я даже не знаю, как его зовут. Весной мы приехали, а он уже тут. Я его издали видела однажды. Спина у него белая и ноздреватая. Как плохо пропечённый блин.

– Лицо, между прочим, из того же теста слеплено, – усмехнулся Громов.

– Открывающийся с моего участка пейзаж не украшает. И все же кое-какая польза от соседа намечается.

– Вот уж не уверена.

– Не знаю, как вы, а мне хочется, чтобы он как можно скорее возвёл свою великую китайскую стену.

– Я тоже об этом думала, – засмеялась Людмила. – Не из-за собаки даже. И не из-за рыжего дебила в спортивном костюме. Просто людям разной породы необходим разделительный барьер…

– Интересно. – Громов прихлебнул пиво и посмотрел Людмиле в глаза. – А наш сосед, по-вашему, какой породы?

– Такие мне тапиров напоминают. С вытянутыми рылами, – она показала руками, – и с повадками гиены.

– М-м, похоже… А я кто?

– Вы… – Она задумчиво склонила голову к плечу и серьёзно сказала:

– Вы, скорее всего, дикий камышовый кот. Только в клетке. Я однажды видела такого в зверинце. У него было очень похожее выражение глаз: независимое, но тоскливое.

– Я не дикий, Людочка, – невесело усмехнулся Громов. – Я обычный домашний кот, который временно гуляет сам по себе.

– Тогда я – твоя кошка, – прошептала она, вставая.

Эллочка отыскала в машине ручку с красным стержнем, начертила на ладошке крест, по краям расставила инициалы потенциальных женихов и сыпанула сверху семена травы, приговаривая торжественно:

– Запад, восток, север и юг, пусть мой любимый объявится вдруг.