месиво из хлебной корки, пепперони и сыра. Джули постоянно нудила о синих китах и бездомных щенятах. Заставить её смотреть на полный рот пережёванного мяса – она это заслужила.

– Ты отвратительный, – прокомментировала Джули и закатила глаза.

Брейди не волновало, что думает Джули. Пицца-бомбочки были самым вкусным, что готовили в столовой. Невозможно было не заглатывать их с жадностью. Джули Симмонс, Веганозавр-рекс, никогда не смогла бы этого понять, потому что питалась только тофу и рукколой. Чудачка.

Кроме того, Брейди хотел разобраться с обедом как можно быстрее. После обеда была биология, и сегодня был тот день, которого он ждал с самого первого дня седьмого класса.

Наконец-то – наконец-то! – он будет препарировать лягушку.

Именно поэтому он и записался на биологию – чтобы препарировать. Когда он записывался, Брейди представлял, как он, в белом лабораторном халате и латексных перчатках, вырезает лёгкие, глазные яблоки и сердца и аккуратно раскладывает их на столе. Он представлял, что будет походить на безумного учёного.

Но до этих пор биология вообще была не похожа на безумную науку. Она оказалась просто… ну… наукой.

От учебного года прошло уже два месяца, а Брейди так и не удалось ничего препарировать. Вместо этого ему приходилось читать длинные параграфы из толстенного учебника под названием «Жизнь и ты» (в котором было полно труднопроизносимых слов и почти не было картинок). А ещё ему приходилось слушать отупляющие лекции мистера Гофа о кровеносных системах, экосистемах и дюжине всяческих других систем (отчего у Брейди всегда слипались глаза). И ему даже пришлось написать три эссе и выполнить две контрольные (за которые он получил тройку и тройку с минусом).

Но всё должно было измениться. Потому что сегодня был день безумной науки. Все только об этом и говорили.

– Я просто не понимаю, зачем это нужно, – говорила Джули Симмонс всем сидящим за обеденным столом, кто готов был её слушать, – резать этих несчастных лягушек только для того, чтобы мы могли выучить какой-то дурацкий урок. Это же жестоко.

Брейди фыркнул.

Конечно, Джули будет ныть про лягушек. По дороге домой из школы она иногда останавливалась и разговаривала с белками и птицами: «Доброе утро, мистер Белка. Ты сегодня насобираешь много орехов?» Брейди пару раз это наблюдал. А в прошлом году, когда в классе мисс Бейкер по доске пополз огромный паук, вместо того, чтобы просто позволить Брейди раздавить его, Джули заманила его на чистый лист бумаги и выпустила в окно.

Я же говорю – чудачка.

– Думаю, я притворюсь больной, – продолжала она, – посмотрю, удастся ли мне пропустить этот урок.

Брейди снова фыркнул, на этот раз громче, надеясь, что она услышит.

– У тебя кишка тонка прикинуться больной, – сказал он, зная, что это правда. Джули, возможно, и была любительницей животных и защитницей природы, но она также была классической примерной девочкой. Она сделала бы всё, чтобы получить пятёрку. Она бы не стала притворяться больной, даже если бы от этого зависела её жизнь.

Брейди считал, что Джули заслуживала ту дилемму, с которой она столкнулась. Она могла препарировать лягушку и получить пятёрку или могла пропустить препарирование и получить двойку. Он был готов поспорить, что как раз такие головоломки снились ей в кошмарах.

Брейди улыбнулся.

До конца обеденного перерыва оставалось ещё пять минут, а мальчик уже убрал свой поднос и помчался в класс. Он был там первым, помимо мистера Гофа, который и правда был одет в белый лабораторный халат. Пожилой учитель подготавливал класс: вытаскивал из кладовой серебряные подносы и расставлял их на парты. По размеру подносы были с прямоугольный торт, такой, как иногда пекла мама, и на каждом лежал скальпель с маленьким заострённым лезвием и пара белых эластичных перчаток. Но лучше всего было то, что прямо в центре каждого подноса лежала серовато-зелёная дохлая лягушка. Лягушки были размером с хоккейную шайбу и выглядели окоченевшими и сморщенными.

– Кла-а-асс, – прошептал Брейди себе под нос.

Именно тогда ему в нос ударил запах, напоминавший химический запах маринованных огурцов.

Мистер Гоф накануне предупредил об этом учеников.

– Формальдегид – это раствор, используемый для хранения лягушек, – сказал он им. – У него довольно резкий запах.

Брейди занял своё место. У него заслезились глаза и раздулись ноздри. Он потёр глаза и выдохнул этот запах.

Мистер Гоф поставил перед ним поднос.

Его лягушка лежала брюхом вверх, и мягкая кожа на её брюшке блестела, отражая флуоресцентный свет классных ламп.

Брейди не мог в это поверить. Скоро он сможет подержать её в руках. Он сможет её потыкать, повертеть, подвесить её над головой какой-нибудь девчонки (желательно Джули Симмонс, которая сидела рядом с ним, чего он обычно терпеть не мог, но сегодня это было ему на руку). И, что ещё лучше, он сможет вскрыть эту лягушку, сделав прямой разрез на её груди, как учил мистер Гоф. Он сможет достать её крошечное сердце и покатать его между пальцами, как стеклянный шарик.

Он заёрзал на стуле от нетерпения. Пришло время безумного учёного.

«Ничто, – думал он, – не сможет испортить этот момент».

Но тут вошла Джули Симмонс.

– Фу-у-у, – протянула Джули, садясь рядом с Брейди. Она зажала пальцами нос, и её лицо стало цвета варёных макарон. – Ужасный запах.

Брейди закатил глаза.

Взглянув на дохлую лягушку на своём подносе, она надула губы.

– О-о-о-о, – начала она. – Бедняжка.

«Уф», – подумал Брейди. Ему не терпелось «случайно» забрызгать её лягушачьими кишками.

Прозвенел звонок, но вместо того, чтобы дать ученикам заняться делом, мистер Гоф начал монотонную лекцию. Он повторил все инструкции и предупреждения, о которых говорил накануне, и четырежды напомнил классу, что скальпели на подносах «очень острые».

«Заканчивай уже», – нетерпеливо думал Брейди.

Наконец мистер Гоф свернул свою речь и сказал: «Можете приступать». Брейди натянул резиновые перчатки.

Рука Джули взметнулась в воздух.

– Мистер Гоф, я думаю, нам не следует этого делать.

Брейди вздохнул.

– И почему же? – удивился мистер Гоф.

– Потому что это жестоко, – объяснила Джули. – Эти лягушки ни в чём не виноваты.

«Ни в чём не виноваты? Ну и чудачка».

Мистер Гоф задумчиво потёр подбородок.

– Джули, – терпеливо начал он, – я знаю, что тебе тяжело. Но эти лягушки ничего не почувствуют. Я обещаю. Кроме того, если ты не станешь препарировать свою лягушку, значит, она умерла напрасно. И ты не получишь зачёт.

Джули опустилась на стул.

Брейди улыбался. Он взял скальпель.

«Так тебе и надо», – подумал он.

– Но… – Джули показала на лягушку на своём подносе, – у моей лягушки открыты глаза. Я не могу препарировать того, кто на меня