— Я не знаком с техникой этой школы. Потому не могу говорить о ней конкретно. Кроме того, в разных ситуациях следует применять навыки разных школ, как и разных боевых искусств. Даже вчерашнее происшествие тому подтверждение… Вот ты получил перелом лучевой кости. Как ты защищался? Я на бегу это видел и одобрить не могу.

— Так нас Немчинов учил защищаться от биты. Подставлять мякоть руки. Говорил, будет больно, но боль можно перетерпеть, зато жив останешься.

— С такой техникой защиты я знаком и считаю ее глупостью. А ты видел, как я действовал? Против первого… Остальные-то испугались. Вернее, второй испугался, а третий сначала так размахнулся, что своего битой огрел, и только после этого испугался.

— Если честно, мне вчера не до наблюдений было. Мне сначала руку сломали, потом ключицу. Могли бы и голову проломить, но я уже и так ничего не видел.

Я принялся объяснять суть своих действий.

— Он размахивается, разворачивается для удара. Бита вообще такое оружие, которым следует сильно размахиваться для удара. Если простой палкой можно нанести в лицо колющий удар и он будет эффективным, то колющий удар битой толку принесет мало. Размаха не хватит. Это будет легкий толчок. И потому противник разворачивается для удара из-за плеча. Твоя задача только помочь ему развернуться намного сильнее, чем он рассчитывает. Для этого необходимы и быстрота действий, и быстрота реакции. Разворачивая противника, ты ставишь его в неустойчивое положение. При этом достаточно толкнуть его в другое плечо или в грудь, и он упадет. Я бы рекомендовал при этом наносить удар другой рукой, которая заранее должна быть оставлена за спиной. Это может быть и оверхенд, как я вчера ударил, может быть и удар локтем, если ты сблизишься с противником настолько, что оверхенд нанести будет сложно. Но приложиться ты имеешь полное право и возможность со всей силы, всем весом тела, чтобы сразу выключить противника из дальнейшей схватки. Даже навсегда. Это, по сути своей, страшно, тем не менее избегать этого не следует. Иначе и сам можешь с жизнью проститься или остаться калекой до конца дней. По большому счету это твоя борьба за жизнь, за собственную жизнь, за жизнь твоих детей, которых после тебя кормить будет некому. И бить следует с пониманием этого. Тогда удар будет более эффективным и действенным. Тогда ты в него душу свою вложишь. Если бы тебя вчера вечером успели еще раз ударить битой и попали бы в голову, то, в лучшем случае, ты остался бы на всю жизнь дураком. Вот потому я и говорю, что ты борешься за свою жизнь и за жизнь своих детей. У тебя их много, кстати?

— Трое сыновей дома осталось.

— Жена их прокормить сможет?

— Только тем, что с огорода соберет. Если бы я денег не присылал, вообще бы нищенствовали. А так еще выживать получается. Старший сын школу заканчивает. Собирается в Москву учиться ехать. Опять помогать придется. Уже здесь. Через год планирует приехать.

— И хорошо. И помогай. Еще вопросы есть?

— Общая вчерашняя ситуация… Как так получилось, что их было шесть человек, трое с битами, и ты их побил? За счет чего?

— Только за счет подготовки. В спецназ приходят служить обыкновенные люди, но, как правило, имеющие соответствующие черты характера. Их многому обучают, они себя на занятиях не жалеют. В результате становятся победителями. И за счет быстроты, напора и решительности, которым тоже учат. Я приучен думать быстрее, чем они, и воплощать свои мысли быстрее. Пока они думают, я уже действую автоматически. Мое тело само знает, в какой ситуации что я должен делать. Я не задумываюсь. И потому я действую быстрее, чем они. И еще в них сильно сомнение. Они знали, что не правы, а я знал, что прав. И бил их безжалостно, не сомневаясь, не думая ни о битах, ни о ноже.

— Там и с ножом кто-то был?

— Был один. Ударил меня… вскользь… — Я чуть было не проболтался про бронежилет. Но тогда пришлось бы и про Рафа рассказывать, и передавать слова Юнуса о Рафе. И каждое мое утверждение вызвало бы кучу дополнительных вопросов, отвечать на которые я не имел права. — Я защитился, как ты понимаешь, своей атакой. На этом все кончилось…

— А кто они такие? Что за парни? Что им нужно было? Хотя в Москве могут просто так напасть, без необходимости, просто, чтобы порезвиться. Такое уже много раз случалось. И с моими земляками, и с другими ребятами.

— Я не знаю, что им было нужно. Ни одного москвича, все приезжие. Один из Подмосковья, один из Ставрополя, четверо вообще из ближнего зарубежья…

— Откуда все это знаешь?

— Жена брата узнала. Она со мной ездила. Все в окно наблюдала и подписала показания.

— Да, я краем глаза видел, мент перед какой-то женщиной навытяжку стоял.

— Вот-вот, она и есть. Перед ней встанешь навытяжку.

— Что, суровая женщина? Или просто «клеопатра»?

Что он этим хотел сказать, я не понял, поскольку не вполне владею жаргонами.

— Она — полковник ФСБ.

— Следователь?

— Хуже, из антитеррористического управления.

— Молдаване среди нападавших есть?

— Не знаю. Ты когда в полицию поедешь?

— Хочу сегодня заглянуть, чтобы потом из графика не выбиваться.

— Поезжай сейчас. Если спросят насчет нашего знакомства, скажи, познакомились в поезде. Лет, примерно, пять-шесть назад в одном купе в Москву ехали. Я примерно тогда на учебу сюда ездил. Вполне могли встретиться, если будут проверять, хотя этого им и не нужно. Не велико дело, чтобы запрос в ГРУ отправлять. Просто познакомились, после этого иногда перезванивались. Номер ты знаешь. Здесь придраться будет не к чему…

* * *

Ивон поехал со двора медленно, осторожно. Наверное, привыкал рулить через боль. Я так же медленно выехал вслед за ним, но перед выездом на главную дорогу остановился — во внутреннем кармане куртки сработал «виброзвонок». У генерала могли быть свежие сведения, откладывать разговор я не посчитал возможным.

— Слушаю, товарищ генерал.

— Здравствуй, Алексей Афанасьевич. Как самочувствие после вчерашнего?

— На мое самочувствие подобные небольшие нагрузки не влияют. На тренировках у нас они несравненно больше. А нервная система у меня крепкая. Позволяет и не то вынести без внутреннего трепыхания.

— Что такое «внутреннее трепыхание»?

— Вы птицу когда-нибудь в руках держали?

— Конечно. В детстве, правда…

— Помните, как у птицы все внутри колотится. Не только сердце, а все, буквально.

— Да, помню.

— Вот и у людей, непривычных к экстремальным обстоятельствам, такое же состояние бывает. И случается, надолго задерживается. На несколько дней. Особенно если вокруг разговоры только об этом. И это чревато инсультом. У меня такого не бывает. Я хладнокровно отношусь и к езде на машине, и к передвижению пешком, и к стрельбе, и к «рукопашке». Нормально хожу в атаку и отбиваю атаку — с автоматом или с малой саперной лопаткой — без разницы.