— Они все об этом знают?

— Тем, кто не знает, уж, конечно, донесут.

— Ну и память! Я-то сама об этом и думать забыла.

— В нашей стране слухами земля полнится.

— Но, Люся, я не просто ляпнула. Тогда действительно так считала.

— Ну, когда это было!

— И все-таки я хочу, чтобы ты знал.

В полутьме Марина разглядела, что Каплер улыбнулся.

— Мариночка, душа моя, только большевики стремятся знать все на свете.

— Я слышала, как многие актеры, режиссеры ругают евреев. Мне казалось, что все так думают. Ну и я, как все.

— Да, понимаю… Вообще, пора бы уже на боковую, я жутко устал.

— Представляю их мысли: этой антисемитке негде жить, вот ей и приходится спать с Алексеем Яковлевичем Каплером.

— Каплер спит со всеми подряд. Это каждому известно. И пускай.

— А я ведь не только безо всякого протеста, даже с удовольствием слушала антисемитские разговоры. Не любить евреев считала чем-то естественным.

Алексей встал и вновь рассмеялся. Теперь уже чистосердечней. Потом обнял Марину.

— Да не бери в голову! Ты моя самая любимая антисемитка. В небольших дозах антисемитизм даже полезен. Надо, чтобы нам время от времени напоминали, что мы евреи. Что еврейская нация существовала до нашего рождения и будет существовать после нашей смерти. Это слишком уж давняя история, чтобы от нее попросту отмахнуться.

— Я даже думала, воспользовавшись случаем, разом перед ними всеми извиниться.

— Почему бы и нет? Это бы их тронуло.

— Но не отважилась… Вспомнила, как они на меня поглядели, когда я вошла. Нет, не смогу. Никогда не отважусь!

— Понимаю тебя. Но запомни: лично я не требую никаких извинений, Мариночка. Я знаю, кто ты, и мне этого достаточно.

Этой ночью Алексей Яковлевич спал как убитый, а Марине долго не спалось. Вспоминая каждое Люсино слово, интонацию, она почему-то решила, что до этого вечера он не знал о ее антисемитских бреднях. Но гости его на этот счет просветили.

Проснувшись ранним утром, они ласкали друг друга, казалось, так же страстно, как и всегда. Но Марина знала, что это прощальные ласки.

Рано или поздно, им предстояло расстаться. С самого начала Марина была уверена, что их любовь ненадолго. Каплер есть Каплер. Свободолюбие, стремление соблазнять женщин одну за другой увлекали его все к новым и новым романам. Он ей подарил полгода счастья. Можно ли требовать большего? Это царский подарок на всю жизнь!

Да, Марина попыталась себя убедить, что ее антисемитские выпады — просто чушь, мелочь и в их расставании они ни при чем. Но все было напрасно. Не стоило питать иллюзий.

Расстались они легко и естественно. По распоряжению начальства Каплер был прикомандирован в качестве военного корреспондента к газете «Красная звезда». Во время войны это была самая популярная газета в стране, ее мгновенно расхватывали. Там печатались корреспонденции с фронтов. В ней сотрудничали известные писатели. Наиболее знаменитыми были Илья Эренбург и Василий Гроссман, оба евреи. Их страстные памфлеты и репортажи казались самыми искренними и достоверными из всех газетных публикаций.

Каплера откомандировали в Сталинград. О чем он сообщил Марине только в день отъезда. Попросил не провожать на вокзал.

— Давай, Мариночка, обойдемся безо всех этих «прощай», «до свидания». Мы ж ведь с тобой не расстаемся. Жизнь нас накрепко связала одной ниточкой, и она никогда не порвется.

День был морозным, но солнечным. Каплер поцеловал Марину в губы, уже в сотый раз заставил пообещать устроиться во МХАТ, как только театр вернется из эвакуации, а затем растворился средь снежных хлопьев.

Было невыносимо жить одной в квартире Каплера. Она вконец одурела от тоски и одиночества. Да еще постоянные муки совести! Нужно было срочно что-то решать.

В конце концов, Марина пошла в военкомат, который ее направил на военный завод. Раньше этот заводик на Грузинах производил водопроводные краны и дверные ручки. Теперь освоил производство гранат, которые бойцы иногда называли «сардельками». Война их пожирала десятками тысяч в день.

Там работали почти одни женщины. Как и на всех московских заводах. Мужчины или сражались на фронте, или уже погибли, или залечивали раны в госпиталях, чтобы опять ринуться в бой. Женщины заменили их на производствах. Они вообще заправляли всей тыловой жизнью, без них страна погибла бы. Женщины не только выпекали хлеб, собирали на полях картошку и морковь, чтоб их дети не умерли с голоду, не только снабжали фронт миллионами пилоток и касок, но и выплавляли сталь для танков, по головоломным схемам собирали новейшие МИГи.

Марине, как новичку, дали самое простое задание. С еще четырьмя работницами она паковала гранаты для перевозки. Каждая граната весила примерно восемьсот граммов. Так что за день у нее набегало несколько центнеров. К вечеру она уже не чувствовала ни рук, ни плеч. Наскоро проглотив в заводской столовке положенный ей скудный рацион, она едва добредала до своей койки, чтобы туда мигом рухнуть и проснуться на ранней заре.

Через несколько недель Марина переселилась в заводское общежитие, где ей уже ничто не напоминало о Каплере.

В мае 1942-го МХАТ вернулся в Москву и объявил, что вскоре возобновит спектакли. Марина твердо решила сдержать данное Каплеру обещание. Выпросив разрешение пораньше уйти с работы, она отправилась в Камергерский пешком. Вечер был теплым. Уже давно Марина не совершала таких длинных прогулок. Прямо перед знаменитым фасадом ребятня с громкими воплями играла в войнушку. Когда Марина толкнула тяжелую дверь, ее сердце заколотилось.

Миновав просторное фойе, украшенное портретами Чехова и Станиславского, а также мхатовской эмблемой — стилизованной чайкой, она постучалась в приемную директора. Когда Марина спросила секретаршу, можно ли ей поговорить с директором, та поморщилась. У этой дамы под шестьдесят взор был таким холодным, что, казалось, его лед ничем не растопишь. Марина была уже готова к тому, что секретарша велит ей прийти через три дня, через десять. На двери директорского кабинета висела табличка с незнакомым Марине именем: Олег Семенович Камянов. Он, видимо, замещал директора. Марина отметила, что фамилия еврейская. Может, и он знает о Марининых выходках. Но вдруг нет.

К счастью, Марине пришлось ждать не десять дней, а всего минут пятнадцать. Вслед за секретаршей в дверях появился совершенно лысый человек в старомодном костюме и с приветливым взглядом из-под круглых очков. Увидев Марину, он всплеснул руками.

— О товарищ Гусеева!

Оказывается, он-то о ней знал.

— Не удивляйтесь, Марина Андреевна, я вас ждал. Люся Каплер мне о вас много рассказывал. Искренне рад, что вы наконец возвратились к истокам.

Камянов не ограничился только лишь комплиментами. Он сочинил официальное письмо, которое Марина передала своему начальству. Начальник цеха битый час донимал ее всякими расспросами, но письмо принесло результаты. Через пару недель Марина получила новое задание, хотя и более ответственное, но полегче физически. Теперь она крепила к «сарделькам» рукоятки. А главное, ей разрешили работать всего полсмены — в три Марина уже отправлялась в театр.