— Поцелуй меня… — прошептала она.

— Ты с ума сошла! — хриплым, словно чужим голосом воскликнул он.

Итан поднял руки, чтобы оттолкнуть ее — но вместо этого лишь погладил по голове.

— Ты еще ребенок. Совсем ребенок. Ты сама не понимаешь, что делаешь…

Она подняла на него взгляд, и Итан уже не мог думать ни о чем, кроме этих сияющих глаз, этих маняще полуоткрытых губ…

— Я не ребенок, — проговорила она. — Я уже чуть не вышла замуж, если ты помнишь!

«Это безумие! — стучало в его мозгу. — Я не должен делать этого… Она дочь Кэмпа Мередита… Господи, помоги!»

Но голос разума уже был побежден видом ее влажных манящих губ, и Итан знал, что разум в этой битве со страстью потерпит поражение. Собственно, это было ясно с первого момента.

Это было безумием. Тори это знала. Чувство, испытываемое ею, было подобно тому, которое испытываешь стоя на огромной скале и с замиранием сердца смотришь на открывающуюся перед тобой бездну — знаешь, что, прыгнув, ты, разумеется, полетишь вниз, но так хочется, чтобы вверх… Подобное чувство возникает и от быстрой верховой езды. Это чувство вело ее сквозь песчаную бурю, не позволяло раскиснуть и погибнуть. Сейчас оно переполняло все ее существо. Оно было слишком велико — Тори не могла с ним бороться, да ей и не хотелось…

От прикосновения к телу Итана его тепло словно переливалось в нее, щетина его щек приятно щекотала ее лицо. Сильные руки, обнимавшие ее, вызывали у Тори желание погрузиться в Итана, раствориться в нем. Тори хотелось, чтобы этот момент продолжался вечно. Итан. Только Итан. И Тори знала, что он чувствует то же самое.

Губы Итана коснулись ее шеи, и с губ Тори сорвался блаженный стон, который словно позволил вырваться наружу тому, что переполняло ее. Тори чувствовала себя одновременно и слабой, беспомощной, и возрожденной к новой жизни.

— Да, — прошептала она. — Итан, да…

Тори замерла, чувствуя на своей коже его горячее дыхание. На минуту она закрыла глаза, а раскрыв, увидела перед собой, словно в тумане, лицо Итана. Его глаза казались двумя глубокими затягивающими в себя омутами.

Все тело Итана горело, голова кружилась, он чувствовал, что теряет контроль над ситуацией. И он сделал почти невозможное.

«Это дочь Кэмпа Мередита!» — напомнил он себе. Тори была дочерью того человека, который безжалостно и хладнокровно расстрелял его любимую жену. А теперь он обнимает ее, целует, жаждет… Итана вдруг охватил ужас при мысли о том, что он уже почти поддался чарам этого существа, полуженщины-полуребенка. Десять лет Итан думал о мести, хладнокровно — так же хладнокровно, как Кэмп расстрелял его жену, — вынашивал планы, и теперь, когда он уже у цели, по его вине все вдруг чуть было не полетело к черту! Десять лет презрения и ненависти оказались мгновенно перечеркнуты нежной, полудетской рукой Тори Мередит.

А если она, вернувшись домой, расскажет отцу, что Итан Кантрелл пытался ее соблазнить? Не в этом ли состоит ее план? Что это — ловушка для Итана, попытка переложить вину за свою подмоченную репутацию вместо Ортеги на него? Итан вдруг снова почувствовал холодную решимость — и успокоился. Это чувство было ему гораздо привычнее, чем пламенная страсть. Страсть чуть было все не погубила.

Рука Итана, за мгновение до того ласкавшая Тори, вдруг опустилась. Он намеренно отошел на шаг от нее.

— Оденься, — сухо потребовал он.

Для Тори это было словно пощечина. Она отказывалась верить происходящему. Тори вглядывалась в лицо Итана, пытаясь понять, что же могло вызвать такую перемену, и видела лишь холодные глаза совершенно чужого человека. Голова ее кружилась, ум отказывался что-то понимать, но желание быть с ним, дотронуться до него осталось, несмотря ни на что. И она сделала это.

— Итан… — снова прошептала она. Он пожал плечами.

— Не играй со мной, девочка. Я не из тех новоорлеанских франтов, что так тебе нравятся, и не герой глупых книжек, которых ты начиталась. Я — наемный работник твоего отца, который выполняет свою работу, только и всего.

— Это не игра. — Голос Тори срывался.

— Я не верю ни единому твоему слову! — Глаза Итана, еще за минуту до того смотревшие на нее с нежностью, теперь резали ее, словно кинжалом. — Если бы я действительно хотел тебя, я бы повалил тебя на пол в этом сарае, задрал бы твои юбки, ты бы и пикнуть не успела! Хватит уже быть наивным ребенком!

По спине Тори пробежали холодные мурашки.

— Я думала, — пробормотала она, — что все изменилось, что теперь я тебе…

— С чего бы вдруг меня потянуло к такой малолетней стерве, как ты? — усмехнулся он.

Тори вдруг все поняла, и эта догадка пронзила ее словно иглой. Сначала Диего, затем Итан… Когда же она перестанет быть наивной? Сколько ей еще нужно разочарований, чтобы перестать, наконец, бросаться на каждого встречного мужчину?

— Извини, — заплетающимся языком пробормотала она, — обещаю, что это больше не повторится.

Резко повернувшись, Тори отошла от Итана. Голова и плечи ее были высоко подняты. Итан смотрел ей вслед. На мгновение ему захотелось рвануться за ней, но он подавил в себе это желание.

Итан потянулся за своей рубашкой и надел ее. Как ни старался он отогнать мысли о Тори, она по-прежнему стояла перед его глазами. Итан задумался о том, сколько ей пришлось пережить в последнее время: предательство Диего, путешествие по пустыне верхом (тоже испытание не из легких!), песчаную бурю, грозившую ей смертью… По сути дела, она ведь обратилась к нему за простой человеческой поддержкой, как и любой на ее месте. Она искала простого человеческого тепла, а он прогнал ее. Потому что никакого тепла к кому бы то ни было у него уже давно не осталось. И в первую очередь — к ней.

Да, нельзя отрицать, он хотел ее, она заводила и возбуждала его. Она заставила его вспомнить давние, забытые чувства, уже совсем, казалось, умершие в нем. Но она — дочь Кэмпа Мередита. Он не должен, не имеет права испытывать к ней подобных чувств. Он не должен желать ее. Она ему не нужна. И если ему удалось обидеть ее, то так даже лучше.

Оставался всего один день. Завтра он будет у Кэмпа и осуществит, наконец, то, ради чего он все это затеял. И не станет ни о чем жалеть. Ни о чем.

Он ворвался в лагерь подобно урагану, поднимая тучи пыли. Рассвет едва лишь брезжил, кофе еще не был готов, и столь раннее появление всадника вызвало полнейший переполох.

Адам Вуд почти на полном скаку соскочил с седла. Игнорируя удивленные вопросы друзей, даже не оглядываясь, он направился прямо в палатку, стоявшую в центре лагеря.

Отвернувшись от зеркала, перед которым он брился, Лон Фоукс взглянул на Адама, когда тот отодвинул полог, слегка кивнул ему и снова взялся за бритву.

— Так я и знал, — проворчал он. — Судя по переполоху, можно было догадаться, что это ты. От тебя всегда столько шума, как от целого полка. В чем дело? Твой подопечный сбежал?