ему дела нет до какой-то сопливой племяшки из дремучего захолустья.

Я злюсь. Ее слова цепляют, задевая в душе что-то черное и обжигающе ядовитое.

— Ни один мужик никогда не откажется от того, что ему может предложить красивая молодая, готовая на все девушка. Потребуется совсем немного времени, чтобы он забыл о своей драгоценной Миле и переключился на меня. И вот тогда уже посмотрим какой ребёнок ему будет нужнее

— Красивая молодая девушка? Так ведь Мила тоже не старуха. Насколько она тебя старше? На три года? На пять?

— На семь между прочим. Мне едва восемнадцать исполнилось, а ей уже двадцать пять, а там и до тридцатника недалеко. Сколько у нее еще лет осталось, прежде чем сиськи начнут обвисать, и жопа станет дряблой? Пара? Тройка? Ну пять от силы! И все, в утиль. А я в самом расцвете. Самый смак. Ты видела, как на меня мужики оборачиваются? Да любой прыгнет ко мне в койку, стоит только пальцем поманить.

— Любой, да не любой, — язвит Юля, портя мне настроение ещё сильнее, — на твоем месте, я бы не рассматривала мужиков, как мясо, которое готово идти исключительно на поводу у своих причиндалов. Если мужчина влюблен, то можно хоть голой, хоть какой перед ним скакать, и у него ничего и нигде не шелохнется.

Вот я как раз и скачу перед Вадимом. А ему пофиг. И на ноги мои, обтянутые короткими шортами, и на майки без белья, и на все остальное. Приворожила его что ли эта тетка? Не понимаю. И от этого злюсь еще сильнее.

— Ты меня специально что ли бесишь? — спрашиваю, яростно хлопнув ладонью по столу, — специально выводишь из себя?

— Даже не думала, — подруга снова хрустит чипсами, — просто меня порой так бесит твоя самоуверенность, что даже хочется, чтобы тебе кто-нибудь нос утёр.

— Ну вот утрут и что дальше? Ты забыла, кто тебе обещал дать денег на покупку квартиры в столице, если поможешь и все получится? Забыла? Ну тогда, давай, вали. Я сама со всем справлюсь, и ни черта ты тогда от меня не получишь!

— Ладно-ладно, Зой. Не кипешуй. Пошутила я. Просто пытаюсь донести, что надо реально оценивать свои возможности, силы и последствия. Увести мужика из семьи не так просто, как тебе кажется.

— Ничего справлюсь. До этого справлялась и тут получится.

— Насчет ребенка… Ты серьезно собираешься родить сейчас? Когда жизнь только-только начинается и вокруг столько всего неиспробованного?

— У что еще делать? Если это поможет устранить Милу и занять ее место. То я хоть пятерых ему сделаю. Хоть каждый год рожать буду. Всё равно потом на его же деньги фигуру восстановлю и няньку найму, чтобы эти спиногрызы мозги мне не выносили.

— Эх и продуманная же ты баба, Зайка. Я тебе даже иногда завидую.

Я сама себе завидую. И еще больше буду завидовать, когда, наконец достигну своей цели.

Смотрю на часы. Одиннадцать.

Я обещала Миле вернуться до полуночи. Это так бесит, но надо и дальше играть воспитанную послушную девочку.

— Все. Я домой.

— Так рано?

— Меня ждут, — кривлюсь, потому что знаю наверняка — меня никто и не вспоминает. Они там поглощены друг другом. Возможно даже занимаются сексом! А я тут, как дура, с этой Юлей сижу.

— Забей.

— Не могу. Мне еще надо одно дельце провернуть, пока Мила не в себе и порхает, как блаженная идиотка.

Глава 11

Кажется, у меня размягчилось все серое вещество внутри черепной коробки. Особенно пострадали те кусочки, которые отвечали за хлопоты, тревоги, переживания и осталось только сахарное желе, единственное назначение которого — это плющить мою физиономию в улыбке.

Я хотела смеяться, потому что была счастлива. И одновременно плакать по этой же причине.

А я все думала, с чего это меня в последнее время из крайности в крайность бросает и подкидывает. А оно вон что.

— Я буду самой бестолковой беременной на свете, — блаженно улыбаюсь, привалившись к плечу Вадима.

— А я буду сумасшедшим мужем самой бестолковой беременной на свете. Стану носить по городу в два часа ночи в поисках волшебного десерта из клубники, тертого шоколада и жареных грибов.

— Ммм, звучит очень аппетитно.

— Еще я буду гладить твой большой живот и разговаривать с дочерью.

— С дочерью? — отстраняюсь, удивленно глядя на него, хотя сама тоже уверена, что будет девочка, — почему ты так решил?

— Знаю.

Ох уж это уверенное мужское «знаю». Звучит так брутально, что от восторга мурашки по коже.

— А если все-таки пацан?

— Дочка.

Вадим непреклонен. И так суров, что я не могу удержаться и треплю его за щеки:

— Хорошенький-то какой.

— Сейчас ремня получишь, — в шутку хмурится

— Не получу, — показываю ему язык, — беременным нельзя по попе.

— Даже так? — наглая рука сжимается на моем бедре, скользит вверх, ныряя под подол домашнего платья, — или вот так?

Я охаю. Не знаю, из-за беременности, или из-за общего эмоционального подъема, моя кожа становится настолько чувствительной, что даже такое прикосновение пробивает до дрожи.

— Вадим…

— Ммм, — он занят изучением моей ляшки.

Гладит ее, выписывая какие-то закорюки, а я едва дышу:

— Что ты делаешь?

— Закрой глаза.

— Что?

— Просто закрой глаза и чувствуй.

Я покорно зажмуриваюсь, растворяясь в своих ощущениях.

Теплая, жесткая, немного шероховатая ладонь, упругие кончики пальцев, горячая полна растекающаяся по организму.

В медленно выведенной линии узнаю букву:

— Я…

Он прикасается дальше, мучая и одновременно заставляя задыхаться от удовольствия.

Проваливаюсь все глубже, тону в этих ощущениях. Буквы, которые он выписывает на коже, словно светятся у меня внутри, пылают алым пламенем перед глазами:

— Тебя…

Как же сложно дышать. Я — один сплошной нерв. Оголенный, вибрирующий от каждого касания. Струна, играющая в руках мастера.

— Люблю.

Хочется орать во весь голос, что я его тоже люблю, но не могу и звука произнести. Мне так волнительно, так сладко. Слезы снова льются по щекам. Я уже не пытаюсь их остановить. Мне хорошо.

Чувствую, как прикусывает мочку уха, и горячее дыхание на своей щеке. Открыв глаза, оказываюсь лицом к лицу с Вадимом. В его взгляде обожание, смешанное с восторгом. Любовь.

Я тянусь к нему, ладонями прикасаюсь к слегка небритым щекам, своим лбом утыкаюсь в его и шепчу:

— Спасибо.

Поцелуй полный нежности, взгляд с поволокой, нетерпеливые прикосновения… Хочу его! И он пылает в ответ, но наше с возбуждение вдребезги разбивается о трель телефона. Эту музыку знаем мы оба.

— Черт, — Вадим отпускает меня, откидывается на спинку дивана, дав себе секунду на то, чтобы