— Не хочешь зайти на минуту?

— А ты не устала? — неуверенно спросил Конрад.

Доминик покачала головой.

— Мне надо расслабиться после всей этой нервотрепки с Дастином.

Конрад выключил двигатель и, повернувшись к ней лицом, проникновенно сказал:

— С удовольствием помогу тебе в этом.

Доминик нравился его низкий бархатистый голос, от которого у нее по коже бежали приятные мурашки. Конрад был единственным, с кем ей хотелось бы отдохнуть в конце долгого рабочего дня.

Взявшись за руки, они поднялись на второй этаж. Под дверью лежала записка: «Чак ночует у нас. Увидимся завтра утром. Джулия».

Доминик подошла к раковине и стала наливать воду в чайник. Конрад положил руки ей на плечи и сказал:

— Я бы предпочел выпить вина.

Она отставила чайник в сторону и обернулась.

— Я тоже. Какое вино будем пить? Ты ведь хранитель винного погреба.

Каждый раз, когда Конрад приходил к Доминик на ужин, он приносил с собой вино, иногда одну-две лишних бутылки, и тогда шутливо просил Доминик убрать их в «винный погребок», роль которого исполнял деревянный подвесной шкафчик.

Конрад остановил выбор на бутылке красного сухого вина.

— Это бордо. Будем пить его и представлять, что находимся на Лазурном берегу. Так, что тут написано?.. Ага… В моем вольном переводе с французского, это примерно звучит так: красное вино, которое согреет вам сердце и…

Они устроились на диване в гостиной, и Доминик чувствовала, как восхитительное вино помогает ей расслабиться.

— Я рад, что ты спросила о моих родителях, — тихо сказал Конрад через какое-то время. — Не люблю говорить на эту тему, но иногда трудно держать все в себе.

Доминик увидела в его глазах боль и тоску и поняла, что ему надо выговориться. Когда-то она поверяла Конраду свои тайны, теперь пришла ее очередь стать благодарной слушательницей.

— Я уже смирился с этой потерей, — продолжал он, больше обращаясь, впрочем, к самому себе, чем к ней. — Но в какой-то степени я виню себя за их гибель.

— Почему? — удивилась Доминик, услышав в его голосе страдание.

— Все началось с того момента, когда я решил не заниматься общей медициной. — Голос Конрада звучал глухо. — Отец пришел в ярость, узнав, что я перешел на работу в туристическую фирму. Он сказал, что всю жизнь мечтал, что его сын станет семейным доктором, которого люди будут знать и уважать. Что это мечта помогала ему тянуть лямку на заводе за гроши. — Конрад умолк и глубоко вздохнул, словно собираясь с силами, чтобы продолжить свою грустную историю. — И я решил доказать ему, что я не неудачник. Купил для них с мамой авиабилеты со скидкой, чтобы они прилетели ко мне в Гонконг на пару недель. Родители были в восторге от такого путешествия. Накануне вылета они позвонили мне и сказали, что с нетерпением ждут встречи со мной. Я должен был встретить их в аэропорту.

Доминик порывисто обхватила голову Конрада руками и прижалась губами к его щеке. Так она обычно делала, когда Чак просыпался, увидев страшный сон. Конрад уткнулся лицом в ее плечо, и Доминик почувствовала, что он весь дрожит. Она по-матерински держала его в своих объятиях до тех пор, пока Конрад не успокоился.

— Не кори себя, ты ведь хотел подарить им кусочек счастья. И ты не виноват, что все так печально закончилось.

Он поднял голову и с болью возразил:

— Я хотел покрасоваться перед родителями, показать им, на что способен. Если бы я только не купил те проклятые авиабилеты…

— Мы не должны оглядываться назад и говорить: вот если бы… Мы с тобой пошли по жизни своим, нелегким путем. И мы не знали, что нас ждет впереди.

Конрад улыбнулся.

— Ты права. Как нас назвал твой отец? Паршивые овцы?

Доминик тоже заулыбалась, почувствовав, как тягостное напряжение, висевшее в гостиной, уходит.

— И он, наверное, прав, — сказала она.

— Ты не находишь, что у нас с тобой много общего? — спросил он хриплым низким голосом.

Конрад обнял ее, и Доминик ощутила возбуждающую дрожь. Сейчас их объединяли эмоции и чувства, которыми они делились в этот вечер. Как только Конрад овладел ее губами, Доминик поняла, что на этот раз не станет бороться со своими желаниями.

Конрад начал ласкать ее, прокладывая путь от ее шеи к ложбинке на груди мелкими нежными поцелуями. Его возбуждение тоже росло. Он поднял голову и испытующе посмотрел Доминик в глаза.

— Я хочу остаться с тобой на ночь, — прошептал он, — даже если я буду лишь держать тебя в объятиях до утра. Я понимаю, что Ларри травмировал твою душу и тебе потребуется время, чтобы преодолеть свою фригидность, но…

— Фригидность?! — с негодованием повторила Доминик, отпрянув. — Почему ты решил, что я фригидна?

— Извини, фригидность — это просто эмоциональное слово. Я имел в виду, как ты себя вела каждый раз, когда я пытался приблизиться к тебе. И я сужу по тому, что ты рассказала мне о твоем печальном опыте с тем типом.

— Я только сказала, что Ларри был негодяем. Я не говорила тебе, что… — Доминик замолчала, не желая произносить то, о чем старалась забыть.

Конрад снова привлек ее к себе и положил ее голову себе на плечо.

— Продолжай, Доминик. У нас сегодня ночь откровений. О чем ты не сказала мне?

— О том, что Ларри насильно овладел мной, когда я приходила в себя после лихорадки и после того, как он дал мне седативный препарат. Я подумала, что мне все это снится, когда очнулась и увидела… — Доминик не смогла описать боль и унижение, которые испытала тогда.

— Значит, ты не любила его?

Доминик потрясла головой.

— Я думала, что люблю, когда познакомилась с ним… Мне только-только исполнилось девятнадцать, а он был первым мужчиной, который разбудил во мне сексуальное желание. Он сказал, что хочет жениться на мне… Ларри умел быть очень обаятельным, если ему что-то было нужно. Все это происходило во время моего медленного выздоровления после болезни, поэтому предложение стать женой врача, который якобы спас меня от смерти, казалось мне очень лестным. Я была молода, ослаблена болезнью и находилась за тысячи миль от дома и родных. — Доминик нахмурилась. — Но я решила, что наши сексуальные отношения начнутся только после того, как мы поженимся. Помимо консервативного воспитания, я была еще очень слаба.

Доминик снова замолчала и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Воспоминания о том жутком периоде жизни давались ей нелегко.

— Не нервничай, — ласково прошептал Конрад. — Не продолжай, если тебе трудно.

Она заверила его, что справится, рассудив, что, если Конрад будет знать правду, это пойдет их отношениям лишь во благо.

— После того как Ларри взял меня силой, мое отношение к нему изменилось. Но он пытался убедить меня, что поступил так, потому что очень любит меня. Уверял, что хотел выяснить, совместимы ли мы сексуально. А я, молодая дурочка, поверила. Но это был единственный раз, когда мы… Ну, ты понимаешь.