Знаменитость

Змея ты… Вот что… Коварная… Вероломная…

Я:

«Варвара самка ты, тебя я презираю, волчица подлая и мерзкая при том».

С этого момента пошли цитаты из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок».

Знаменитость

«ГРАФИНЯ ИЗМЕНИВШИМСЯ ЛИЦОМ БЕЖИТ ПРУДУ»…

Я:

Грузите апельсины бочками. Братья Карамазовы.

Знаменитость

«Я к вам не шел навеки поселиться».. хоть и есть у меня зеленые карпетки..

Я:

Я, конечно, не херувим. Но я чту уголовный кодекс. Это моя слабость.

Знаменитость

«Вы нежная и удивительная..»

Я:

Вы не в церкви. Вас не обманут.

На том и распрощались около часа ночи.

Время, когда я не понимаю, на каком я свете. Я ушла из театра. Мне теперь не надо ходить на работу, я сплю, сколько могу, и сижу по ночам в интернете.

Я потихоньку разгребаю домашние дела, которые накопились за время работы. В частности – ищу рабочих, чтобы постелили мне пол в коридоре. Предыдущие труженики, взяв у меня аванс, на работу больше не вышли и на звонки телефонные отвечать перестали. Два месяца я ходила по бетонному коридору, переодевая тапочки перед дверью в комнаты.

Я начинаю писать заказанный мне сценарий. Это всегда трудно после большого перерыва. Тем более, сюжет я придумывала полгода назад.

У меня внутри болевой комок. Я плохо сплю. Я худею. Я забываю о встречах и времени, я путаюсь в пространстве. У меня лезут губы. В прямом смысле: каждый день по несколько раз я снимаю слезающий с них слой кожи. Авитаминоз на почве стресса. В уголках рта затаились уродские болячки.

Надо что-то с этим делать, у меня ведь скоро начнётся роман с Мишей, как я буду целоваться?

Я пять раз в день смазываю их специальной мазью, это уже третье лекарство, назначенное мне врачом, но они всё не проходят. Мне стыдно за мой вид перед знакомыми.

Я каждый день просыпаюсь в семь утра без всякого будильника, хотя ложусь в два часа ночи. Нет сна.

Я сжигаю пластмассовый чайник на электроплите. Я не в маразме, мне не 80 лет. Просто у меня на кухне пока нет мебели, а потому не хватает для чайника места и периодически он стоит на плите, когда она не работает. А, когда она работает, его надо снимать. Но я забываю это сделать. И чайник плавится. Я замечаю это, когда беру его за ручку и понимаю, что подставка похожа на жевательную резинку и накрепко прилипла к керамической поверхности. У меня хватает ума выдернуть шнур чайника из розетки и под свежим впечатлением я бегу звонить маме:

– Мама, представляешь, я сожгла чайник!

Чайник – любимый, дорогой, такой красивый, тёмно-бордовый. Мама сочувствует, но в то же время пугается: как бы сошедшая с ума на творчестве дочь не устроила дома пожар. Она не знает, что дочь сошла с ума не на творчестве.

Разговаривая с мамой, взбудораженно хожу по квартире, возвращаюсь на кухню. И понимаю, что шнур чайника из розетки я выключила, а плиту – нет. Конфорка включена по-прежнему, и чайник уже кипит на ней красивыми бордовыми пузырями.

Так я живу весь месяц. Больно жить, когда тебя бросают через колено.

Театр – другой, не тот, где идут репетиции. А тот, где играют спектакль мои друзья. Я в них уверена, это мой любимый спектакль, раз девять мною просмотренный, но всё-таки я волнуюсь: кто знает, что за вкус у этой знаменитости? Может, ему не понравится?

Я веду его на спектакль в продолжение того самого разговора. Пусть он увидит этих «дешёвых» артистов и офигеет. Потому что, на мой взгляд, они – лучшие.

Глупо доказывать, что в Петербурге живут талантливые люди. Вопрос в том, что мерилом таланта не является телевизионная популярность. Вот и всё. И нечего тут пузыри пускать и пальцы гнуть.

Он едет в машине с репетиции, стоит в пробках, нервничает, что опоздает, пишет мне раздражённые смс-ки с требованием указать в точности место, где я его буду ждать.

Я отвечаю ему: кафе «Белый Кот», через дорогу, сразу напротив театра, не нервничай, время есть. Он злится: буду я ещё искать какое-то кафе, иди встречай к театру.

Думаю: во, дела. Я все ещё обслуживающий персонал.

Что это за тон? «Иди встречай»! Надо это искоренять как-то: кто здесь женщина?

Иду и встречаю. Бросаю недопитый кофе, выскакиваю на улицу нараспашку, бегу к дверям театра.

Приходит сообщение: «Я в кафе. Почему тебя нет?»

Твою мать. Возвращаюсь от театра в кафе.

– Будешь вино?

Мы стоим перед барной стойкой. Вообще-то, знаменитость – не пьющий, потому что запойный. То есть, вот ни капли в рот не берет. Но. Я видела его с бокалом вина на гастролях. И на дне рождения режиссёра Андрея. Значит, вино допускается.

Тогда почему бы не выпить вина?

– Буду.

Мы сидим за столиком у большого окна, смотрим на хмурую серую улицу. Я рада его видеть. Замашки, правда, еще королевские, тон – командный, но это ничего.

Говорим о чём-то. Не помню, о чём. Люди на нас оборачиваются, пальцами друг другу показывают: смотри, знаменитость…

В театре нам протягивают контрамарки: первый ряд. Мои друзья очень уважают московскую знаменитость, и хотят нам дать лучшие места. Но спектакль идёт в малом зале, сидеть в первом ряду – всё равно, что сидеть на сцене среди артистов.

Каково им играть, если на них в расстоянии полуметра пялится московская знаменитость?

И каково знаменитости, когда артисты со сцены оценивают каждую его реакцию: улыбнулся? Засмеялся? Заскучал?

Я прошу поменять нам места. При полном аншлаге это сделать непросто, но их меняют. Да, у меня здесь свои связи. К моим просьбам прислушиваются. Я немножко красуюсь перед ним. Немножко.

Он смотрит спектакль как ребёнок. Чуть подавшись вперёд, проигрывая все происходящее внутри себя и потому реагируя повышенно эмоционально. Если смешно ему – он радуется. Если грустно – переживает. Я смотрю на него исподтишка: ну, детский сад, честное слово. Я такую реакцию в театре видела только раз, когда сидела рядом с другим известным и народным. Может, они специально всё это отыгрывают – своё маленькое представление из зала? Мол, посмотрите, насколько я в процессе?

После спектакля выходим довольные. Он – потому что ему понравилось, я – потому что ему понравилось. К нам подходят незнакомые люди. Признаются ему в любви и уважении. Просят его сфотографироваться. Он фотографируется. Я отхожу на несколько шагов: меня это не касается. Один из поклонников обращается ко мне: а можно с вами двумя сфотографироваться? Это на всякий случай, если я окажусь вдруг известной актрисой, а он меня в силу серости не признал. Я улыбаюсь: нет, с нами двумя фотографироваться нельзя. Отхожу подальше. Смотрю, знаменитость тоже машет головой: нет-нет, с двумя нельзя. Нарушение границ частной жизни. Вдруг жена увидит.