«Вставай, Дэнни».

Желания встать не было. Хотелось полежать и отдохнуть.

«Останешься на месте - утонешь. Вставай. Иди».

Я не могла. Мне хотелось расслабиться, подождать, пока восстановится дыхание, и тогда уже идти дальше. Как только схлынет ужас.

«Если так, Люцифер уже победил».

Низкий голос звучал безжалостно. Беспощадно. Это не был чужой голос, подталкивающий меня к действию, бессознательно используя знакомый тон. Он хотел внушить мне, что я здесь не одна.

«Неужели ты позволишь ему взять верх?»

- Заткнись! - прошептала я. - Ну-ка, на хрен, заткнись!

«Ты можешь смириться с этим, Дэнни. Признать, что это выше твоих сил. Ты ведь лишь человек. Нет ничего постыдного в том, чтобы признать поражение. Он дьявол, этим все сказано. Он всегда побеждает. А тебе остается лежать здесь и хныкать. Ну, хватит. Наверху свежий воздух. Вставай, кому сказано!»

Мягкое хлюпанье звучало все ближе. Затопила ли вода мозаики, с которых темные глаза Инханы созерцали теперь мрак, а не медленное течение времени и шаркающую походку своего а'нанкимеля?

Послышался жалобный стон - как оказалось, мой. Лежу на ступеньках и скулю, как забившаяся в угол, насмерть перепуганная зверюшка! А вода, в отличие от меня, поднимается.

«Лежишь, ну и лежи».

На сей раз в низком голосе звучало презрение. Я была противна самой себе. Нож гудел в моей руке. Хлюпало и плескалось все ближе.

- А ну вставай! - прошептала я. - Вставай, дура!

«Раз я говорю вслух, значит, я дышу».

Я попробовала. Ноги отказывались повиноваться. Мышцы дрожали от напряжения, нервы бунтовали, одурманенные ужасом.

«Лежи, солнышко. Похрипишь чуток, а там и вода тебя накроет. Скоро все кончится, тогда и отдохнешь. Здесь, во тьме. Упокоишься навеки».

Меня это позабавило. Внутри, где таилась моя человеческая натура, родился смех. Правда, наружу он вырвался в виде горестного воя. Мысленно закатив глаза, я судорожно выталкивала из себя прерывистые смешки.

И конвульсивно дергалась.

«Лежи, лежи, солнышко. - Голос звучал убедительно, невозмутимо, с откровенным презрением. - Все кончено».

- Черта… с… два!

Слова вырывались по одному, паузы заполнялись безумным воющим смехом.

Что-то холодное коснулось моих сапог. Медленно поползло выше. И без того промокшие джинсы стали совсем холодными: ткань впитывала подступившую воду.

Я рванулась, выбираясь из этих холодных струй. Поползла, черпая свежие силы от ножа, гудевшего в моей руке, как высоковольтный кабель. Мир вокруг сделался серым: свет вживленного в щеку изумруда разбавлял тьму. Я покрылась потом, пряди мокрых волос падали мне на лицо, соль щипала глаза; я хватала ртом воздух, пытаясь вдохнуть.

Ценой невероятных усилий мне удалось приподняться на колени.

«Нет, вы только посмотрите, - пробормотал давешний голос. - Ты еще шевелишься».

- Заткнись!

Больше я ничего говорить не стала, сообразив, что дыхание стоит поберечь. Знак на моем плече выплеснул волну энергии, она растеклась по коже, впиталась и позволила мне, пусть с огромным трудом, встать. Чуть не подавившись чем-то горячим, подступившим к горлу из опустошенного истерзанного чрева, я заковыляла вперед.

Каждый шаг был пыткой, ибо преодолевать приходилось не только физическую слабость, но и неодолимую свинцовую тяжесть укоренившегося с детства страха. Колени дрожали и подгибались, бедра горели огнем, шея напрягалась так, словно на нее накинул петлю сумасшедший гоблин, вознамерившийся помешать мне во что бы то ни стало. Но я упорно продолжала путь, ругаясь, проклиная себя и все на свете. Я брела, пока у меня хватало воздуха, чтобы двигаться и выкрикивать непристойности.

Плеск воды позади давно стих, а я шагала и шагала, пока ступени не кончились и лестница не перешла в низкий длинный коридор, вдоль которого тянулись тускло светящиеся оранжевые полосы. Я со свистом втянула полную грудь воздуха. Страх перед замкнутым пространством ослаб, и я всмотрелась в тени справа и слева, не веря глазам.

«Что за чертовщина?»

По обеим сторонам прохода были сложены тщательно рассортированные кости. Пирамиды черепов поверх аккуратных настилов из бедренных костей, старательно уложенные тазобедренные суставы, остовы грудных клеток. Мелкие кости были вмурованы в стену и торчали из крошившегося, осыпавшегося бетона.

«Sekhmet sa ' es. Катакомбы!»

Слово вырвалось наружу из-под наслоений изнеможения и страха, и я вздохнула с облегчением. Соль разъедала мои потрескавшиеся губы, обрывки пропитанной кровью и потом одежды липли к воспаленной зудящей коже. Черепа таращились на меня пустыми безумными глазницами.

«Они мертвы, Дэнни. Они не могут повредить тебе. Ты что, будешь целый день пялиться на них?»

- Анубис…

Я начала молиться, но осеклась.

«Выпутываться придется своими силами».

Но изумруд и мои татуировки…

«Нашла о чем думать в такой момент. Есть дела поважнее».

Стены содрогнулись. Я инстинктивно вытянула руку, чтобы сохранить равновесие, прикоснулась к штабелю костей и обрушила часть аккуратной кладки. Древние кости трескались, разваливались, не успев долететь до пола, и с тихим шелестом рассыпались в тонкую пыль. Как долго они здесь пролежали?

«Что это было?»

Костей осыпалось все больше, но мне было уже не до них.

Шрам на моем плече полыхнул жаром. Мало того, откуда-то из глубин затуманенного подсознания всплыла неожиданная уверенность, не имевшая ничего общего с логическими рассуждениями. Как будто в моей голове вспыхнул лесной пожар, какой я однажды видела в саванне Гегемонской Африки: дым, багровое зарево, взметнувшаяся в воздух и забивающая глаза сухая пыль, воздух, слишком плотный и горячий, чтобы дышать, и видные сквозь дымное марево с борта самолета обугленные останки животных, не успевших удрать.

Я наткнулась на островок костей как раз тогда, когда вся Айя-София громыхнула над головой стонущим колоколом. Ее стены еще долго отзывались на этот звук, подобно тому, как хрустальный бокал откликается на прикосновение долгим звоном.

«Джафримель. - Из тумана в моей голове всплыло его имя. - Он в беде. Я нужна ему».

Уверенность в этом не оставляла места для сомнений и размышлений. Я устремилась вперед так быстро, как только было возможно для моего больного изнуренного тела.

Длинный коридор вывел в следующее помещение, более просторное. Точнее, в склеп: разводы от минеральных подтеков указывали места, где древние кости растворились в известке. Освещение здесь не ограничивалось оранжевым свечением, с потолка на длинных шнурах свисали неяркие шарообразные светильники. Мне подумалось, что сюда уже давно никто не забредал, кроме безумного беловолосого демона.