В столь ранний час в пекарне можно встретить совершенно особых людей. Большей частью это местные: квартирные хозяева, явившиеся за свежими булочками для постояльцев, холостяки, привыкшие выпивать до работы чашечку кофе с пончиком (пекарня функционировала и как кофейня), школьники, забежавшие за шоколадными батончиками или печеньем.

Я была уверена, что не столкнусь ни с Унумгангом, ни с пастором — тот наверняка читает мессу, ни с Августой, которая как раз перевернулась на другой бок. Оставалась Пат. И точно: стоило мне начать подниматься в гору, как позади засопело и затопало.

Ступив на дорожку, ведущую к дому, я со вздохом обернулась. Августа, немка с ярко-малиновым лицом затормозила, чтобы не сбить меня с ног, и теперь изображала бег на месте.

— Что стряслось? — Фраза, конечно, была слегка неуместной, зато первой пришла на ум.

Августа вымученно улыбнулась. Похоже, ее совсем не удивил вопрос.

— Знаешь, я решила заняться фигурой, и вообще…

Это «вообще» обеспокоило меня сильнее, чем все проблемы с ее фигурой, вместе взятые. Голос дрожал неподдельно депрессивной нотой.

— Ты завтракала?

— И не собираюсь! — Августа печально покачала головой. — Иначе вся пробежка псу под хвост!

Казалось, она сейчас расплачется. В такой ситуации нужно действовать быстро:

— Послушай меня, ты вовсе не принадлежишь к физиологическому типу, которому полезно носиться рысью по горам. От нагрузок такого рода у тебя лопнут на лице несколько сосудов, и только. Но если уж непременно хочется поправить форму — дай парочку кругов по Зоммербергскому озеру: болотная вода чрезвычайно полезна для суставов, а кожа станет просто атласной.

Она впитывала мои слова как губка, однако мину сохраняла скептическую.

— Но мои бедра…

— Главная заповедь: не нарушать законы природы! Тощая корова — все равно не газель. Единственное, чего ты добьешься, — это морщины, для которых пока слишком юна.

Наконец-то ее лицо прояснилось:

— Но Пат говорит…

Я собрала всю наличную строгость:

— У Пат ни спереди, ни сзади и намека нет на то, что она женщина. Если бы она не носила длинные волосы…

Августа порывисто обняла меня:

— Разреши составить тебе компанию? — Взгляд устремился в корзину, благоухающую ароматом свежего хлеба.

Я освободилась из невозможно женственного объятия.

— Могу предложить чай, кофе нет, — категорично заявила я, почему-то сделав ударение в слове «кофе» на первом слоге, как это принято среди немцев, вместо того чтобы акцентировать долгое «э» по-австрийски.

— А молоко найдется?

Книги Самур-оглы и антология со стихами Незими по-прежнему лежали на столе. Естественно, Августа сунула в них нос.

— Да ты читаешь по-турецки! — восхитилась она в гостиной, что я на кухне проигнорировала.

Когда мы уселись завтракать, она поинтересовалась, насколько полезны брошюры:

— Какая досада, что мы с Пат не владеем турецким языком! И вообще…

Я не стала углубляться в тему. Мне было очевидно, что ее «вообще» к Самур-оглы не относится. Поскольку Августа сосредоточенно жевала, возникла пауза, и я воспользовалась случаем, чтобы взглянуть в окно. У ворот стояла Пат в спортивном одеянии и смотрела в сторону дома. Видеть меня она не могла, точно. Пат явно что-то обдумывала, и я догадываюсь, что именно, потом она потрясла головой и затрусила под гору. Я едва сдержала вздох облегчения.

Августа, сидевшая к окну спиной, прожевала и приступила к объяснениям:

— Конечно, Пат добилась большего, чем я. Профессорское звание ее подхлестывает. Когда она чует след, ее выносливости позавидует любая ищейка.

Августа взялась самокритично припоминать все, чего ей недостает. Я расценила это как прелюдию к перечислению того, в чем у нее избыток. Основную часть долго ждать не пришлось.

— Я согласна, экспедиция — чрезвычайно важный источник информации, это принятая в мировой науке практика, но все же географическая локализация не всегда ведет к определению культурно-исторических предпосылок.

«Ага, сейчас она коснется переписки».

— При всей женской солидарности у меня и Пат разные мотивы в этом деле.

Я кивнула, чтобы ее подбодрить.

— Меня интересует не вообще историзм, а конкретно Вендлгард. Рискну утверждать, в ней для нас проступают черты великой богини.

Тут она, кажется, хватила через край.

— Я имею в виду мифическую Вендлгард. Разве не ты говорила про «образ цветочной луковицы»?

Невольно взглянув на Iris elegantissima, я чуть со стула не упала. Он рос! Невооруженным взглядом можно было заметить, что зазеленел второй ятаганчик. Мое возбуждение не ускользнуло от Августы.

— В чем дело?

Я поспешила ее заверить, что к ней это не относится, мол, внезапно вспомнила о назначенной встрече. Абсолютно вылетело из головы.

Но Августа не унималась. Она вцепилась в мой клубень, как… Я бы сказала — бульдог, как бы ни напрашивалось сравнение со свиньей, натасканной на трюфели.

— Я давно думаю про ирис. Твоя версия определенно указывает на богиню растений, если не на праформу Госпожи всех животных. Изгнанница, жертва агрессии высших сил, присутствует в мифах всех без исключения народов. И то, что она поселилась у черта на куличках, лишнее тому подтверждение.

Что-то не помню, упоминала ли при Августе Iris elegantissima.

— Извини, я грубо отозвалась о твоем великолепном, манящем туристов крае, но для VIII века такое определение справедливо, согласись. И принимая во внимание образ ириса, можно проследить путь Вендлгард через Балканы в Среднюю Европу. То есть образуется цепь доказательств, которые, впрочем, нужно снабдить научным аппаратом.

У меня в голове образовалась каша.

— Погоди, в твоих рассуждениях есть определенная логика. Но тогда получается: при упоминании известных нам Вендлгард речь идет о богинях, которых свергли новые боги. Например, о трех Бетт: Эмбет, Вилбет и Борбет?

— Ну да! Они стали потом святой Маргаритой, святой Катариной и святой Барбарой.

— Маргарита — с червяком, Катарина — с колесом, Барбара — с башней, — процитировала я стишок, помогавший мне в детстве правильно распределять атрибуты этих барышень.[24]

— Неплохо бы узнать, как умерли обе Вендлгард — реальная и мифическая. И найти изображение мифической. Святых украшают орудиями их пыток.