– Иди с Богом, Галя! Увидишь там Ларушку – передай: будет возможность, отпросилась бы на часок с бабкой проститься. Бабка-де стала плоха.

– Будьте спокойны, бабушка! Я передам. Галина Ивановна ошиблась, думая, что дождь кончился. Небо было мокрое, черно-блестящее, как лужа. Редкие звезды то тускло блестели, то исчезали – как будто лопались, как лопаются в луже пузыри.

«Вчера тоже был дождь, и позавчера, – подумала Галина Ивановна. – Пожалуй, рожь ляжет. А впрочем, нам ее не жать».

И женщина пошла своей дорогой, не заметив прижавшуюся к забору фигурку.

Фигурка еще немного выждала и вышла из засады. Мокрые волосы на затылке у мальчика слиплись в косичку, с косички текло за шиворот – Саньке это было все равно. Держа в руке камень, он смерил глазом расстояние до окон старостиного дома и прицелился.

– Это тебе за бабушку, гад!

Сперва грохнуло, бухнуло, потом послышался острый режущий звон: на завалинку посыпались осколки разбитого стекла.

– Прямое попадание! – на слух определил Санька и, очень довольный, скрылся в темноте.

В дождливый вечер в деревне ложатся рано. На улице в Тимонове не было видно ни одного огонька. И раньше всех погасла коптилка в доме у Юриных.

Два года назад его окна вечерами светились подолгу: тимоновскую избу-читальню охотно посещала молодежь. Немцы закрыли эту избу-читальню, и дом был возвращен его прежнему владельцу, раскулаченному Юрину. Жена Юрина, Марфа, славилась своей жадностью: она укладывалась спать с курами, лишь бы не жечь фитилек.

У Юриных уже спали, когда в дверь раздался нетерпеливый стук. Хриплый голос что-то прокричал по-немецки, приказывая отворить.

В темноте с треском вспыхивали и гасли короткие синие огоньки. У хозяйки дрожали руки: она только с третьей спички зажгла фитилек.

В избе запахло дождем. Этот запах шел от мокрых волос и платьев двух девочек, которых патруль вытолкнул на середину избы.

Одна из них, худенькая, темноволосая, стояла на свету и, вскинув кудрявую голову, рассматривала стены. Вид у нее был независимый, словно она очутилась здесь не потому, что ее задержали, а потому, что ей самой было любопытно зайти. Другая, белоголовая, постарше и поосторожней, держалась в тени, но именно ее и узнала хозяйка.

– Антон! – позвала она спавшего за занавеской мужа. – Проснись, Антон, погляди, к нам привели печеневскую Райку! С какой-то подружкой…

Антон лишь храпел в ответ.

– Где же ты, Райка, пропадала? Говорили: в Германию тебя свезли.

– В Германию теперь не возят, – усмехнулась Рая, – дорога стала плохая.

– Да ну? И где ж ты теперь живешь?

– У тети. Помогаю ей, она хворая.

– Выходит, что за тетю тебя патруль задержал?…

– Просто получилась глупость: пошли мы с подружкой наниматься рожь жать, а тут патруль. Конечно, разберутся – отпустят. Жаль, что вас разбудили, побеспокоили зря.

– Подумать, Райка Михеенко меня жалеет! А когда мой дом отбирали, где были голодранцы Михеенки? Жалели они тогда меня?

Поблескивая мокрыми плащами, патрульные стояли в дверях, прислушиваясь к разговору. И хотя не было переводчика, чтоб им перевести, но самое главное они поняли: в этом доме девчонок, которых они привели, не только знают, но и не любят. Значит, здесь, под присмотром хозяйки, можно оставить задержанных до утра.

– Утром будем забрать, ты гляди ночь! – уходя, приказал хозяйке патрульный.

Лицо женщины вытянулось: не спать всю ночь из-за паршивых девчонок! Но она не посмела спорить с патрулем.

Злобно скривив губы, хозяйка швырнула под ноги девочкам тряпку:

– Весь пол мне заследили, мокрохвостки! А ну, подотрите за собой и ступайте на печку спать! Да чтоб мне ночью без глупостев!

Повязавшись платком, хозяйка, зевая, села у окна и зевком задула коптилку.

За окном, шурша, как зерна из мешка, сыпались на крышу, на крыльцо, на землю крупные капли дождя.

«Все из-за него, – слушая шорох капель, с горечью думала Лара, – все из-за этого несчастного дождя…»

Тимоново лежало на пути к той деревне, куда девочки были посланы в разведку. Будь хорошая погода, они бы обошли Тимоново, не рискуя показаться в знакомых местах. Но в дождь они решили идти напрямик: в дождь все дома, никто не встретится.

На тимоновском поле их соблазнила спеющая рожь. Голодные девочки налетели на нее, как воробьи на коноплю. Они шелушили мокрые колючие колосья, выбирая из них зерна.

Забыв осторожность, подружки громко смеялись. И вдруг за их спинами раздалось повелительное: «Хальт!»[5]

Девочки были окружены. За кустами, росшими на меже, прятался патруль.

Они попали в ловушку. Завтра на допросе их опознают. Хозяйка подтвердит, что они уклонились от отправки в Германию. Кто-нибудь вспомнит историю, случившуюся в Козодоях. Немцам станет ясно, что перед ними разведчицы партизан.

Надо бежать до утра. Но как убежать? Стены и крыша здесь крепкие, дверь заперта, а у окна покачивается хозяйкина тень.

Спина у нее горбатая, нос вытянулся крючком. Ларе, которая смотрит на нее с печки, вспоминается рисунок из книжки «Русские сказки». Точно такая – горбатая и носатая – была на рисунке баба-яга.

Сидит баба-яга, черная, злая душа, стережет девочек, хочет их погубить.

На печке жарко. Девочек разморило, им трудно бороться с дремотой. Чтоб не уснуть, они трут глаза, толкают друг друга в бок локтями.

Но хочется спать и бабе-яге. Она все сильнее клюет носом, она захрапела. Баба-яга спит.

И вдруг она резко вскидывает голову:

– Вы куда?

Баба-яга услышала легкий, скользящий шорох. Кто-то пробует спуститься с печки, шаря по кирпичам ногой.

– Сейчас же залазь обратно! А то мужика побужу, он тебе всыплет.

– Тетенька! – нежно сказал детский голос. – Нам бы водички… Пить хочется. Здесь очень жарко.

– Небось не помрете. Не дозволяю разгуливать в потемках, а свет не зажгу. И так уж через вас целых три спички спортила.

На печке затихли: вылазка не удалась.

И снова колышется у окна злобная тень, и снова кажется Ларе, что она, как девочка в сказке, в плену у бабы-яги. Сидит у окна баба-яга, не спит черная душа, стережет девочек, хочет их погубить.

Дождь утих. За окном рассвет. Небо голубовато-белое, словно его облили молоком. В это время в деревне доят коров.

В сказке спастись от бабы-яги девочке помогли кот, березка, ворота. А кто поможет ей, Ларе, и ее подружке? Им должна помочь коровушка-буренушка. Баба-яга, которая их сторожит, жадная. Она жалела лишнюю спичку, от жадности она не допустит, чтобы у коровы перегорело молоко. Она пойдет доить.