– Я подумаю над твоим предложением.

Он поставил передо мной бокал с глинтвейном, а сам уселся рядом со мной.

– Пробуй.

Я сделала маленький глоток и почувствовала, как теплая жидкость распространяется по желудку, а затем будто по всему телу.

– Вкусно.

– Главное – согреешься быстрее.

– Наши ещё не вернулись?

– Нет.

– Что-то они долго…

– Залюбовались красотами заснеженного леса, – хмыкнул Макс, и всем своим видом дал понять, что красоты леса наших родителей интересуют меньше всего.

Я призадумалась на минуту, а потом осторожно спросила:

– Максим… Ты думаешь, у наших всё серьезно?

Он пожал плечами.

– Понятия не имею. Но могу сказать одно, что отец не каждую женщину приглашает в наш дом. И не знакомит меня с каждой «подругой».

– А тут не только с «подругой» отца познакомил, но и ещё с её дочерью, – фыркнула я, морща нос и забавляясь ситуацией.

– Да, в данном случае ты идешь в довесок, – продолжал он подтрунивать надо мной.

– Что? – я сделала вид, что искренне возмущена, хотя мы оба понимали, что это не так.

Но есть игра… Между нами. И её надо продолжать.

– А разве нет? Мало того, что мне грозит возможность обретения мачехи, так ещё и сводная сестрица с несносным характером тут как тут!

– Ах, тыж!..

Я шутя схватила салфетку, которую опять-таки услужливо Макс положил на стол, и запустила в него.

Он с ловкостью её поймал.

– Которая ещё и дерется…

– Не замолчишь, в тебя не только салфетка полетит! – шутливо пригрозила я.

– Да ну!

Я с угрожающим рыком потянулась ещё за одной, когда внезапно Макс перехватил мою руку, приподнял в воздухе и самым аккуратным образом усадил к себе на колени.

Я тотчас притихла.

Первое, что почувствовала – его запах. Запах сильного, взрослого, уверенного в себе мужчины. Он окутал меня, ненавязчиво взяв в плен.

Второе – его тело. У Макса было сильное, натренированное тело, и сейчас, как никогда, я могла оценить это. Его глаза гипнотизировали, подчиняли. И я в них тонула… Смотрела, не в силах моргнуть. Мужские руки властно легли мне на спину – не вырваться, не убежать.

Да и никуда я не хотела убегать.

В горле пересохло, в голове растекался сладкий туман.

– Я думал об этом весь день… – прошептал Максим и наклонил голову ещё ближе ко мне.

Мне бы как-то отреагировать…

Ударить ему по груди…

Рассмеяться…

Сделать хоть что-то!

Но я не могла пошевельнуться. И не хотела.

Только молча наблюдала, как его губы приближаются к моим.

Они оказались очень теплыми и мягкими. И этот поцелуй совершенно не походил на тот, что случился между нами в новогоднюю ночь.

Сейчас его губы нежно прикоснулись к моим, они легонько пощипывали и поглаживали, вызывая в теле желанную ответную реакцию. Я искренне не понимала, что со мной происходит. Меня целовали и не раз, но никогда ранее я не испытывала ничего и близко похожего на тот водоворот эмоций, который захлестнул меня сейчас. По позвоночнику побежали мурашки, а бедное сердце пустилось в пляс. Я была бы закоренелой лгуньей, если бы сказала, что поцелуй Макса не вызвал во мне ответной реакции.

В его прикосновениях было слишком много всего мужского. Так, по крайней мере, сказала бы моя многоуважаемая бабушка…

Тут моя физиология вступала в отчаянную борьбу с чувством разума. Первой очень нравилось ощущать себя на его коленках, чувствовать, как крепче сжимаются объятия, а чужие губы становятся настойчивыми и требуют, чтобы мои губы приоткрылись…

А вот чувство разума вовсю кричало, чтобы я прекращала сидеть амебой и немедленно ретировалась, по крайней мере, на свой стул. Потому что Макс был «чертовски привлекательным самцом» – так бы снова выразилась моя многоуважаемая бабушка.

И всё же я считала себя серьезной молодой девушкой, на чьих плечах лежала забота о собственном будущем. Я ко всему подходила рационально. Всегда продумывала все действия на шаг вперед.

Ну, или почти все…

Глинтвейн дал о себе знать, и я приказала голове отключиться. Пусть этот поцелуй будет моим маленьким безумием…

Макс оторвал голову от меня и выдохнул:

– Юля, ты чудо…

И в тот момент я ему поверила, потому что сама резко наклонила голову и прижалась к его губам.

Мне хотелось большего.

Мне хотелось «до конца».

Максим понял мои желания без лишних слов.

Забрался под свитер и накрыл грудь ладонью. Застонал мне прямо в губы, отчего меня едва ли не подбросило, словно я услышала не мужской страстный стон, а получила небольшой разряд электрического тока.

Стон – как откровение.

Стон – как признание.

От которого бросает в жар, и стираются предрассудки и грани.

Его рука на моей груди. Его бедра тесто прижаты к моим, и я чувствую его возбуждение, от которого горячо.

С готовностью отвечаю на поцелуй, краем сознания отмечая, что чашку бюстгальтера бессовестно задрали кверху, и теперь пальцы Макса играли с моим соском. И мне это нравилось…Чертовски нравилось.

Абсолютно всё.

И тут, как гром среди ясного неба – громыхнули входной дверью. Дальше раздался приглушенный шепот, хихиканье и уже громкое:

– Мы дома!

Максим, оторвавшись от меня, шумно выдохнул.

Далее последовало непечатное ругательство, от которого я поморщилась. Бюстгальтер мне поправили. А я никак не могла оторваться от Макса… Вот никак.

От его тепла, от его тела.

От его дыхания на моих губах.

– Родители вернулись, – отчего-то эту фразу я выдала шепотом. И, скорее для себя, чем для него.

– Это я уже понял, – раздраженно буркнул Максим и запустил пятерню в волосы. – Па, мы на кухне!

Я вернулась на свой стул и обхватила бокал с глинтвейном обеими руками. Подозревала, что мои щеки отчаянно полыхают, но надеялась, что взрослые будут слишком заняты друг другом и не догадаются об истинной причине.

Так и произошло. Их счастливые лица не замечали никого.

– О, молодежь, что пьем? – Алексей Максимович довольно улыбался. Моя родительница устало прислонилась к дверному косяку. Я её отлично понимала, она не была фанаткой спорта и наверняка просто валилась с ног от усталости.

– Глинтвейн.