Золотокосая сида Заря вскинула руки, огненно сверкнуло шитьё её плаща, звякнули колокольцы в косах. Анне показалось, что воздух как-то удивительно прозрачен и искрит. Потом все схлынуло.

Заря опустила руки:

— Больше здесь нет моих чар. — Она посмотрела на Эмбер, все ещё цепляющуюся за руку Анны, и спросила: — Ты бы пошла со мной? Я не могу вернуть тебе, что забрала, и, пожалуй, не хочу, но могу спрятать в холмах. Никто не посмеет прийти туда, чтобы убить тебя.

Пальцы девочки почти до боли впились в ладонь Анны. Она даже попыталась сделать шаг вперёд, потом остановилась. Усмехнулась криво и совсем не по-детски:

— Это было бы смешно — они все время боялись, что я недостаточно осторожна, и колдуны из холмов заберут меня. Но мама…

— Вам все равно придется забрать её мать, так? — Тис глянул на О'Ши.

— Так, — полицейский кивнул. — Но…

— Значит, так тому и быть, — сказала Заря резко. — Пойдём со мной, о дитя людей. Отпусти её.

Это сида сказала уже Анне. Та только стиснула зубы. Эмбер ослабила хватку, и казалось, как только Анна разожмёт руку, девочка шагнет вперёд. Куда-то туда, о чём Анна не имела ни малейшего представления, в мир, который иногда до сих пор приходил к ней в кошмарах.

Она медленно обвела взглядом остальных. О'Ши молчал и кусал губы, Марти Доннахью казался смертельно усталым и каким-то больным, Тис молча скрестил руки на груди.

В руке у Хастингса все ещё был тяжёлый револьвер. Он сощурился, глядя прямо в рассвет, потом сказал Эмбер:

— Если у волшебства холмов окажется недостаточно власти на тобой, ты сможешь вернуться. Иногда так лучше, даже если у холмов над тобой власти достаточно.

Анна медленно выдохнула воздух сквозь сжатые зубы и разжала руку. Потом глянула на Зарю в упор:

— Ты не будешь держать Эмбер в ваших холмах против её воли. Пообещай мне.

— Мое слово, — сида склонила голову. — Ты слышала моё имя, поэтому я его сдержу.

Они уходили вдвоём, нечеловеческая женщина и человеческая девочка. Заря на какое-то мгновение остановилась возле Марти Доннахью, коснулась пальцами его щеки, улыбнулась грустно. Рассвет разгорался ярче, солнце било по глазам, и Анна в какой-то момент зажмурилась. А когда снова смогла посмотреть на тропу, там уже никого не было.

— Твою мать, — устало выдохнул О'Ши. Хастингс наконец сунул револьвер в кобуру, Тис подошел к яме с кладом и разглядывал её с любопытством.

Только Марти Доннахью так и стоял, не шевелясь, и смотрел на пустую тропу.

До старых тёткиных чемоданов на чердаке дома у Анны дошли руки только ко второй половине мая. Наверное, она бы обходила стороной их и дольше, но крыша нуждалась в ремонте, а на чердаке царили вещи старой Молли Кэрри. И с ними надо было что-то делать.

C её одеждой Анна рассталась безо всякой жалости, но документы, фотографии и переписку пришлось все-таки разбирать. Анна сидела над ними при свете единственной тусклой лампочки и чувствовала себя отчасти почти как у прозекторского стола на работе. Что там мёртвое, что здесь.

Фотографии, наверное, стоило бы отослать матери на память об её покойной сестре. Анна помнила, что Молли была старше и последние годы сильно болела. На пожелтевших фотографиях у неё были чудесные светлые кудри и глубокие тёмные глаза. Наверное, между ними было некоторое сходство, но Анна Греймур унаследовала от отца более тяжёлые черты лица, и волосы у неё были крашенные.

На старую шкатулку Анна наткнулась уже тогда, когда почти решила, что ноги у неё достаточно устали от сидения на полу, а глаза — от разбора выцветших бумаг. Небольшая шкатулка оказалась достаточно увесистой, лак кое-где облез, перламутра в инкрустации тоже хватало не везде. Анна подумала немного и утащила добычу с собой вниз. Это она сможет разобрать и под кофе.

Наверное, была какая-то особенная магия в захламленных чердаках, потому что на кухонном столе шкатулка показалась Анне сокровищем, выкопанным из-под тех слоев, которые на него нанесло время.

Поэтому на её скудное содержимое Греймур уставилась даже с некоторым сожалением. Старые очки в массивной оправе, часы на цепочке. Деревянный гребень. Мешочек с засохшими ягодами, в которых уже нельзя опознать, чем они были при жизни.

Там, среди ягод, был ещё маленький сверток из упаковочной бумаги, а в нём — серебряная веточка. Три цветка, два листа. Должно быть, кулон или брошь, хотя Анна так и не смогла найти ни остатков застежки, ни колечка, за которое веточку можно было бы повесить на цепочку.

Она пожала плечами и осторожно собрала нехитрые сокровища Молли Кэрри обратно в шкатулку да так и оставила на кухонном столе рядом с кофеваркой.

Сны, в которых к ней приходят мёртвые, доктор Анна Греймур научилась безошибочно определять по тому сквозняку, который всегда приходил вместе с ними. Работа перестала сниться ей где-то после второго года практики. Сны вернулись этой зимой по воле баньши, мертвой нечеловеческой пророчицы, и стали в разы хуже. Теперь мёртвые пытались говорить с ней. Хотели то ли справедливости, то ли сочувствия, Анна не всегда понимала.

В этот раз не было ни прозекторской, ни металлического стола, была только собственная спальня Анны, был сквозняк, шевелящий новые занавески, и холодный неживой свет. Греймур даже успела испугаться, что это снова вернулась баньши, но нет.

Женщина, стоящая возле окна, была совсем не похожа на неё. Её колыхало на сквозняке, хрупкую, почти прозрачную, но даже так Анна смогла разобрать, что косы её светлы. В руках призрачная женщина держала что-то, едва заметно мерцающее сквозь призрачные пальцы.

Анна беззвучно застонала. Если бы она могла, она бы просто накрылась с головой одеялом, но такой простой трюк не мог избавить её от снов и призраков. Анна даже не могла бы сказать точно, спит она, бодрствует, или находится на какой-то зыбкой грани между явью и сном. От ощущения, что все это где-то уже было, у Анны заболели зубы.

Женщина беззвучно проплыла от окна к кровати. На прикроватную тумбочку Анны легла серебряная веточка, та, из тёткиной шкатулки.

— Её нужно вернуть в Ясеневый холм, — тихо сказала женщина. — Я украла её. Ты — моя по крови, и можешь вернуть её за меня. Отнеси её в холм, отдай Ясеню, пусть она вернется к тому, кто её создал. Пожалей меня, я украла её, а потому не здесь, не там, и не могу пойти дальше от черты туманов.

Сквозь призрачную женщину был виден комод и стопка книг на комоде. Анна даже видела название верхней — "Токсикология в патологической анатомии", хотя буквы на корешке изрядно вытерлись с тех пор, как этот толстенный кирпич обосновался у неё. Наверное, из-за этого Греймур никак не могла различить черты лица призрачной женщины.

— Дай мне покой, — голос её звучал устало. — Это моя вина, моя боль, но больше просить мне некого. Верни это, пусть мне дадут уйти.