Окончательно похоронила золотой стандарт Великая депрессия. Формально он сохранялся – правда, после девальваций (например, в США тройская[44]унция – 31.118 грамма – золота по решению президента (1933–1945) Фрэнклина Делано Рузвелта (1882–1945) подорожала с $16 до $35). Но фактически обменять банкноты на золото было крайне сложно (тот же Рузвелт запретил гражданам США владеть золотом в любом виде, кроме ювелирных изделий[45]). Без особых проблем получали звонкий металл только иностранные банки.

Эта система и легла в основу соглашений 1944-го года в Брэттон-Вудс, призванных восстановить после войны взаимную конвертируемость валют. Валюты всех участников созданного соглашением Международного валютного фонда котировались не непосредственно в золоте, а в валюте страны, располагавшей к тому моменту крупнейшим в мире запасом этой универсальной ценности – США. А те в свою очередь обязались обменивать доллары, предъявленные им (не менее чем по $10 000 сразу) государственными банками других стран, по установленному Рузвелтом курсу.

Таким образом доллар не только de facto, но и de jure занял место главной всемирной резервной валюты, покинутое к тому времени фунтом. Против этой смены лидера не возражал никто. И не только потому, что превратности военной эпохи практически опустошили подвалы Банка Англии. Но и потому, что в силу тех же превратностей за океан переместилась и «мастерская мира». Британские острова, возрождаясь после войны, много лет подряд потребляли практически всё произведенное ими, зато промышленность США разрослась так, что могла удовлетворить чуть ли не любые потребности.

В расчёте на этот всемирный спрос Федеральная резервная система могла штамповать чёрно-зелёные бумажки, не особенно оглядываясь на содержимое своих хранилищ на острове Манхэттен и в форте Нокс[46]. Кому придёт в голову разменивать доллары на золото, если покупать всё необходимое придётся на территории, где доллары гуляют беспрепятственно, а золото запрещено принимать в уплату.

До поры до времени этот расчёт оправдывался. Например, займы на восстановление разрушенного хозяйства европейских стран по плану Маршалла практически полностью вернулись в США: больше негде было купить основную часть необходимого для восстановления[47]. Да и после этого восстановления именно США долгое время покрывали спрос если не на массовую дешёвую продукцию, то по крайней мере на технические новинки.

Но постепенно Европа ожила, и уже к середине 1960-х совокупная её экономическая мощь была вполне сопоставима с заокеанской. А тут ещё США втянулись сразу в две войны – вьетнамскую и провозглашённую президентом (1963–1969) Линдоном Бэйнсом Джонсоном (1908–1973) «войну с бедностью»[48].

Первый удар наступающей валютной бури пришёлся, впрочем, не по самим США, а по Великобритании, уже плотно ввязанной в экономику «младшего кузена»: в 1967-м был девальвирован с $2.80 до $2.40 британский фунт. Но скоро лихорадка охватила все валюты мира. Уже в 1969-м президент (1969–1974) Ричард Милхауз Никсон (1913–1994) был вынужден удешевить доллар до $45 за тройскую унцию и отменить покрытие золотом долларов, обращающихся внутри страны. Кульминацией кризиса стало решение того же Никсона в 1971-м вовсе отменить обмен долларов на золото. Правда, он вновь разрешил гражданам США владеть золотыми слитками, монетами и прочими сокровищами.

Прибежищем от валютных бурь вновь стало золото. В разгар кризиса оно дорожало даже до $800 за тройскую унцию. Но курсы разных валют менялись друг относительно друга несравненно меньше, чем относительно золота.

Некоторые и вовсе почти не менялись. Шестеро тогдашних участников общеевропейского рынка – Великобритания, Германия, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург – после некоторого периода притирки сумели зафиксировать соотношение своих курсов в пределах всего 2.5 % – а затем и 1.5 %, что практически соответствовало брэттон-вудским соглашениям[49].

Казалось бы, западноевропейцам и японцам не составило бы труда окончательно обрушить заокеанского гиганта и избавиться наконец от зависимости – не просто унизительной, а в изрядной мере искажающей всю структуру мировых экономических связей, стягивающей их в одну точку.

Тем не менее столь благоприятную возможность не использовали. Наоборот, все развитые страны всемерно поддерживали доллар, тратя на это немалую долю своих бюджетов. В итоге курс доллара относительно их валют хотя и снизился, но куда меньше, чем прогнозировалось в разгар кризиса. А США остались центром мировой экономики, в значительной степени определяющим не только тенденции её развития, но и сиюминутную конъюнктуру. Да ещё и способным при необходимости подорвать позиции любого из конкурентов.