Чем же вызван столь расточительный альтруизм?

В контексте тогдашней «холодной войны» многие полагали, что о сохранении США заботились в противовес СССР – оставаться один на один с восточной сверхдержавой мало кому хотелось. Но сумм, израсходованных на поддержку экономики сверхдержавы западной, европейцам вполне хватило бы на развитие собственного военного потенциала до уровня, сравнимого с американским. Да ещё и собственный их статус вырос бы неизмеримо.

Падение доллара повышало конкурентоспособность промышленности США, ухудшая позиции Европы и Японии. Но этот эффект работает в ограниченных пределах. Если бы обвал доллара стал неудержимым, неизбежные диспропорции надолго парализовали бы всё американское хозяйство и попросту вычеркнули бы эту страну как конкурента из всех экономических расчётов[50].

Но по меньшей мере одна причина для поддержки была бесспорна. Западные страны заботились о состоянии собственных банков.

Если сопоставить цену мирового золотого запаса с ценой всех прочих товаров, то станет совершенно ясно, что основой денежного обращения оно в наши дни служить никак не может – золото покрывает лишь ничтожную долю товарооборота[51]. Реальным обеспечением денег в наши дни стали именно товары и услуги тех стран, которые эти деньги выпускают.

Но хранить эти товары – а тем более услуги – в банковских кладовых и выпускать в обращение по мере надобности по понятным причинам невозможно. Банки, как и на заре этого бизнеса, вынуждены заменять их тем, за что эти товары и услуги можно при необходимости купить – всё теми же деньгами. И раз металлических денег заведомо не хватает – пользоваться бумажными.

Коммерческие банки об этом обычно почти не задумываются. Их резервы – в основном деньги собственной страны (а крупные международные финансовые организации накапливают деньги большинства стран, где ведут операции). Об устойчивости же этих денег обязаны заботиться банки центральные, наделённые правом их выпуска в обращение.

А вот для эмиссионных банков выбор резервов заметно сложнее. Они должны ориентироваться на худший случай – проблемы с экономикой собственных стран. Поэтому в качестве резервов накапливают то, что можно использовать для закупки всего необходимого в странах, этими проблемами не поражённых. То есть – ввиду всемирной нехватки золота – иностранные валюты.

К моменту валютного кризиса основу резервов большинства центральных банков мира составляли доллары. Более того, немалая часть коммерческих банков тоже старалась держать в долларах заметную долю своих резервов, чтобы поменьше зависеть от трудностей собственной экономики (экономику США уже привыкли считать неуязвимой).

Когда доллар зашатался, все эти резервы оказались под угрозой. В то же время заменить их было нечем – именно потому, что доллар падал, купить за него что-нибудь более устойчивое оказалось очень трудно. Если бы доллар упал до уровня, соответствующего реальным возможностям экономики США в тот момент, большинство банков мира оказалось бы вовсе без резервов. То есть парировать весьма возможные при таких обстоятельствах внутренние неурядицы было бы попросту нечем. Банкротство Федеральной резервной системы могло обернуться всемирной финансовой катастрофой.

Поэтому и пришлось всем финансистам мира тратить немалые деньги на поддержание своего главного конкурента. Это обошлось очень дорого. А в долгосрочной перспективе ухудшение собственных конкурентных возможностей и вовсе было почти неприемлемым. Но крах США обошёлся бы ещё дороже.

Период валютных потрясений завершился сравнительно благополучно. Правда, 1970-е годы прошли под знаком стагфляции – невиданного дотоле сочетания инфляции с экономическим застоем[52]. Но правые, пришедшие к власти в большинстве развитых стран к концу 1970-х, жёсткими мерами – снижением налогов и социальных выплат – добились стабилизации своих валют и нового оживления экономики. К концу эпохи Рэйгана (1981–1989) и Тэтчёр (1979–1990) экономическое положение западных стран было невиданно блистательным[53].

Однако в это же время стала совершенно очевидна необходимость дальнейшей интеграции экономики развитых стран[54]. Эта интеграция проявилась, в частности, в создании Северо-Американской Зоны Свободной Торговли (Northern American Free Trade Area – NAFTA) и преобразовании Европейского Экономического Сообщества в Европейский Союз.

В пределах НАФТА – Канада, Мексика, США – доллар США занимает позиции столь господствующие, что вполне способен обслуживать весь внутренний товарооборот. Положение в ЕС оказалось качественно иным: все тамошние валюты были сопоставимы по мощи, да и политические соображения не позволяли ни одну из них сделать единственной и общей.

Выход нашёлся довольно скоро. К тому времени для удобства взаиморасчётов внутри ЕЭС уже много лет использовалась Европейская Валютная Единица (European Currency Unit – ECU). Её оценивали как взвешенную сумму валют всех членов сообщества. Весовые коэффициенты определили так, чтобы в момент введения ЭКЮ равнялась доллару. В дальнейшем, поскольку инфляция в США была больше, чем в Европе, ЭКЮ стала ощутимо дороже доллара.