Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неужели у него получилось?! – воскликнули хором Брысь и Савельич, наблюдая за происходящим сверху.
Второй охранник оставил попытки стряхнуть котов, намертво вцепившихся в ткань, подтащил к столу старинное кресло и, взгромоздившись на него, заглянул внутрь вазы.
– Пусто! Ты уверен, что он запрыгнул именно сюда?
– Конечно, уверен! Ночь сегодня хоть и сумасшедшая, но с головой у меня пока все в порядке!
– Ничего не понимаю! Может, он нам померещился? Бывает такое, чтобы двоим сразу?
– Не бывает! – в сердцах воскликнул пострадавший от острых щенячьих зубов.
– А с этими что будем делать?
Люди, задрав головы, сердито воззрились на засевших под потолком нарушителей музейного порядка.
– Да, ну их! Оставим проходы в дверях, сами выбегут.
Такой вариант ночных экскурсантов устраивал! Довольные результатом спасательной операции, они еще долго сидели в уютных бархатных складках, прислушиваясь к шагам, затихающим в глубине парадных залов…
Савельич воспользовался своим «высоким» положением, чтобы как следует рассмотреть узоры, золотой паутиной покрывающие потолок, и поскрести их коготком, не баловства ради, а исключительно с целью научного эксперимента – отколупнется кусочек золота или нет?
Путешественник по историческим эпохам между тем пытался разобраться в своих ощущениях, ожидая наступления каких-либо перемен из-за их вмешательства в прошлое. Пока все оставалось без изменений. Предложи сейчас кто-нибудь рассказать о приключениях – сделал бы это с радостью и во всех подробностях! Вероятно, Гусар должен был сначала дожить до ноября тысяча восемьсот тридцать девятого года, когда, собственно, Брысь поселился во Дворце!
Только он увлекся размышлениями на столь занимательную тему, как тишину Дворца, опять потревожил собачий лай. Интонации показались знакомыми.
Савельич сполз вниз, нещадно дырявя когтями малиновый бархат, и подбежал к камину, облицованному малахитовыми изразцами.
– Звук идет отсюда! Я все понял! Своими перемещениями вы наделали столько дырок во временнОм пространстве, что теперь мы слышим голоса из другой эпохи! Уверен, это Гусар шлет нам послание!
Брысь спустился вслед за приятелем, тоже не очень любезно обойдясь с приютившей их портьерой. Его желтые глаза горели от возбуждения:
– Савельич! Я разгадал секрет путешествий во времени! Нужны или неожиданность, или сильный испуг, чтобы куда-нибудь раз – и спрятаться!
От гордости, что такая простая до гениальности идея пришла именно в его голову, а не Савельичу, он даже немножко попрыгал по царской мебели.
– Ура! Я теперь смогу заглядывать в прошлое, когда захочу!
Но друг безжалостно остудил его радостный пыл:
– А неожиданность или испуг ты будешь «организовывать» заранее?
Об этом искатель приключений не подумал и сник, но ненадолго, так как его внимание привлекло пресс-папье в одной из стеклянных витрин, где были выставлены всевозможные поделки из малахита. Похожее всегда стояло на письменном столе Николая Первого, им придавливали важные бумаги, чтобы не разлетались. Брысь мог бы даже поклясться, что это то самое. Однако раньше его крышку не украшал большой королевский пудель!
– Савельич! Посмотри-ка сюда! Не узнаешь?
– Вот это да! Взрослый Гусар! Что ж, малыш добрался, куда хотел, и прожил долгую счастливую жизнь!
Философ неожиданно смолк, будто ему в рот залетела мушка, и потер лапой глаз.
– Кажется, соринка попала!
На самом деле Савельичу взгрустнулось, потому что его никто и никогда не нарисует рядом с собой и уж тем более не выложит красивыми кусочками малахита на какой-нибудь нужной в хозяйстве вещице!
– Интересно, он услышит, если мы покричим ему в ответ?
И Брысь тут же заорал в камин, что было мочи:
– Гусар! Гусар!
Изделие из зеленого уральского камня хранило молчание.
– Видимо, время опять сместилось! – изрек философ.
Жаль, конечно, что приятелям не удалось пообщаться с юным другом, но за судьбу серой крохи они, и впрямь, могли не волноваться! Маленького пуделя искали несколько дней по всем закоулкам Дворца и даже в городе. Николай Первый, успевший привязаться к малышу, так обрадовался, когда Гусар вдруг объявился, что выдал «нашедшему» пятьсот рублей – по тем временам гигантскую сумму!
Щенок быстро вырос и стал еще смышленей – не только считал до десяти, но и решал арифметические задачки, и лихо выполнял поручения своего хозяина, часто заменяя личного камердинера. Чтобы кого-нибудь вызвать к Царю, посылали Гусара – он быстрее всех находил нужного человека, хватал за сюртук (или мундир, или ливрею, в зависимости от того, кто ему требовался) и тащил к Императору.
Государь так полюбил умного пёсика, что даже делился с ним завтраком, а для подстилки пожертвовал свою шинель, на которой питомец всегда спал рядом с его кроватью.
Единственной странностью пуделя была его привычка лаять в камин в Малахитовой гостиной Александры Федоровны. Иногда казалось, что в ответ доносится то ли эхо, то ли еще что, в общем, какие-то звуки непонятные, отдаленно смахивающие на кошачьи вопли, хотя откуда бы им там взяться?
На фоне белой петербургской ночи нежной пастелью нарисовался рассвет, вытеснив поблекшую луну и намекая, что пора завершать экскурсию.
Брысь заторопился – ведь нужно успеть в апартаменты Цесаревича! Но Савельичу, с непривычки уставшему от обилия впечатлений, хотелось вернуться в Летний сад, чтобы на досуге посмаковать приключение, так разнообразившее его замкнутую жизнь. Он даже потер лапы, представив, как глупые толстые утки внимают его рассказу с разинутыми клювами.
Прежде чем отправиться в обратный путь, друзья полюбовались своим «вкладом» в украшение Малахитовой гостиной – черные и серо-белые шерстинки чрезвычайно эффектно смотрелись на малиновом бархате.
Протискиваясь через оставленные стражами порядка щелочки в дверях, ночные экскурсанты скоро поняли, что ничего нового больше не увидят, так как возвращаться придется уже пройденным маршрутом.
В Портретной галерее Брысь неожиданно поинтересовался у начитанного философа, был ли его царственный хозяин и друг хорошим Государем.
Савельич с удовольствием поведал об отмене Александром Вторым крепостного рабства для крестьян и опрометчиво добавил:
– Правда, его все равно убили «народовольцы»…