— Именно. И он, не имея ни капли совести…

…В этом она была права. Совести у Стасика не было ни капли.

— …смеет сюда являться! — Теперь голос Евгении дрожал от гнева, и гнев этот казался вполне настоящим. — Вот. Посмотри!

Алина повернулась туда, куда указывала Евгения, и едва не свалилась с каблуков.

Стасик.

Собственною персоной.

Идет, точнее, шествует по аллее. И вырядился-то! Алина от удивления рот открыла. Нет, она не ожидала, что Стасик будет носить траур по любовнице, и к театральщине его всегда тянуло, правда, он называл это исключительностью вкуса и легким эпатажем, который художнику к лицу, но вот чтобы так…

Белый костюм.

Шляпа соломенная с загнутыми полями.

Тросточка.

И белоснежные же туфли на каблуке.

— Совершенно никакого уважения! — процедила Евгения, отворачиваясь.

— Ага… — Алина только и смогла выдавить из себя.

Меж тем Стасик приближался.

— Только посмотри на это самодовольное ничтожество! — Евгения шипела. — Он ведет себя так, будто уже является хозяином… И моя несчастная сестра влюблена в этого негодяя!

Алина кивнула, не в силах сказать ни слова. Катастрофа приближалась, а в голове не было ни одной идеи, как избежать ее.

Уйти?

Придумать что-то срочное? Просто убежать? Хотя на каблуках она и ходит с трудом, что уж говорить о беге?

— Вы должны с ним познакомиться. — Евгения вцепилась в Алинину руку и решительно шагнула к лестнице. — Вы просто обязаны!

— З-зачем?

Заново знакомиться с бывшим мужем ей совершенно не хотелось.

— Затем, дорогая, что вы ведь не откажетесь помочь бедной влюбленной женщине?

— Чем? — получилось вполне искренне.

— Мы с вами раскроем Варваре глаза на ее избранника! Заставим увидеть его таким, каков он есть на самом деле!

Алина мысленно хмыкнула. Раскрыть глаза в свое время ей пытались регулярно. Подруги. Приятельницы. Даже старенькая Мария Ильинична, соседка, которая большую часть жизни держалась наособицу ото всех. Но разве Алина слушала?

— Конечно. Посмотрите на себя! Вы молоды и красивы… Уделите ему немного внимания, и он будет ваш… Всецело ваш. И тогда моя сестра увидит, что он ненадежен.

Бред.

И довольно странный.

Нелогичный.

Сначала рассказать о том, что Стас убийца, потом попросить его соблазнить… Алина, конечно, производит впечатление дурочки, но не настолько же! Или настолько? Или дело не в соблазнении, а в этом вот внезапном знакомстве, от которого Алине теперь не отвертеться?

— Стас! — Евгения ринулась наперерез Стасику, который, однако, и не подумал убегать. Он остановился, оперся на тросточку и шляпу приподнял, приветствуя несостоявшуюся родственницу. Его взгляд, демонстративно равнодушный, скользнул по Алине. А на губах появилась усмешка. — Стас! Как чудесно, что ты здесь! Представляешь, к Гарику приехали гости… Вот — это Алина, познакомься.

— Алина… — протянул Стас так, что Алине тотчас захотелось под землю провалиться. — А мы знакомы, некоторым образом.

— Да?

Почему-то Евгения не выглядела удивленной.

— Да, но знакомство наше было поверхностным… Пожалуй, поверхностным…

Алина протянула руку, и Стас с поклоном поцеловал ее. Руку тотчас захотелось вытереть, но Алина сдержалась.

— Я рад буду возобновить его в новых, так сказать, обстоятельствах…

— Конечно-конечно… — Евгения нахмурилась.

Интересно, чего она ожидала?

Жаль, что нельзя заглянуть в чужие мысли.

— Ну, тогда я, пожалуй, пойду. — Евгения выпустила наконец Алинину руку и отступила. — А вы тут погуляйте… Ты покажешь девочке сад?

— Конечно. — Стас протянул руку. — Думаю, мы найдем, о чем побеседовать. Правда, Алина? Я, признаюсь, удивлен немало, увидав вас здесь…

И эта его светская вежливость была частью игры, которую Алине пришлось подхватить.

— Я тоже! Так удивлена! — Она бы с удовольствием наступила Стасу на ногу, благо белые туфли так и дразнили кажущейся близостью, но Стас был слишком ловок, чтобы позволить Алине этакую мелкую пакость. — Не ожидала тебя здесь увидеть…

Она ковыляла по дорожке, отчаянно надеясь, что далеко Стас не поведет. Он и вправду довел до поворота, вернее разлапистой горной сосны, которая выглядела достаточно пышной, чтобы за нею скрыться, и остановился.

— Ну? — спросил он совсем иным тоном. — И что это за цирк? Что ты тут делаешь? И в… таком виде?

Он презрительно скривил губы.

— Помнится, ты сам хотел, чтобы я попросила Макса заняться делом. Вот я и попросила. — Алина испытывала преогромное желание одернуть юбчонку. — А Макс поставил условием, что я еду с ним… Ты, конечно, можешь всем тут рассказать, как близко мы друг друга знаем, но тогда вряд ли Максу поверят…

Стас нахмурился:

— Значит, Максик захотел… И зачем ему такая дура, как ты? Хотя о чем это я… Он с тобой близко не знаком, небось решил устроить романтический вояж за чужой счет. — Каждое слово Стаса было подобно пощечине.

Алина краснела.

Бледнела.

И чувствовала себя… Отвратительно она себя чувствовала. Если не голой, то почти. Правда, вместе с обидой, слезами, которые сами собой на глаза навернулись, появилось новое чувство: гнева.

— Знаешь что! — Она вырвала руку. — Если тебя что-то не устраивает, скажи это Максу. А лучше, Стасик, реши свою проблему сам.

— Осмелела, значит?

— Если бы ты знал, как надоел мне! — Она демонстративно вытерла руку о блузку. — Думаешь, ты лучше всех. А на самом деле, Стасик, ты просто иждивенец. Вампир. Сначала ко мне присосался, чтобы из общаги выбраться. Потом Марину нашел. Она помогла карьеру сделать. А без нее не было бы никакой карьеры… Можешь бить себя в грудь, орать, что талантлив, но на самом деле признай, Стасик, твоего таланта не хватит на что-то действительно стоящее.

— Ты…

Он побелел.

Странно, почему Алина все это говорила? Неужели прорвало? Накопилось. Накипело. И теперь, если Алина продолжит молчать, ее попросту разорвет.

— Марина тебя выгнала. За что, к слову? Не за роман ли с падчерицей?

— Узнала?

Не голос — шипение. И в самом Стасике появилось что-то донельзя змеиное, отвратительное. Алина сделала шаг назад, потому что страшно вдруг стало.

— Ну, как понимаю, ей надоело скрываться. Так что, Стасик, о чем ты думал, изменяя Мариночке? Ах да, конечно, о себе! Ты же ни о ком больше думать не способен! Мариночка посадила тебя на короткий поводок. А ты к такому не привык. У тебя ж всегда бабы были!