Эта доброта, тем не менее, усугубила страдания Пита, потому что наглядно продемонстрировала: самый жестокий в этой ситуации – сам Пит.

Юноша понимал, что своим отъездом ничего не исправит, и не пытался сбежать от самого себя. Зато он полагал, что, возможно, найдет что-то, чем можно будет утолить его ненасытное чувство долга, потому что это сосущее чувство зияло у него в сердце огромной дырой.

«Грузовик станет решением проблемы», – думал Пит.

Работая в сарае, молодой человек при каждом удобном случае выглядывал в окошко и посматривал на вожделенное транспортное средство. Грузовик, точно путеводная звезда, напоминал Питу о том, ради чего он стер обе ладони, так что те покрылись волдырями. В какой-то момент ему показалось, что задняя дверца грузовика открыта, но когда он снова выглянул в окно, дверца оказалась закрыта.

Спустя несколько часов работы Пит сообразил, что из глубины сарая исходят некие звуки, происхождение которых никак нельзя объяснить дождем, присутствием лошадей или храпом Луиса. Двинувшись на звук, Пит обнаружил в стене сарая узкую, низкую нишу, а в ней – дверь. По ту сторону двери стоял под дождем Майкл Сория, отец Хоакина.

Майкл работал. Ему еще не рассказали про Даниэля, а даже если бы и рассказали, он всё равно бы работал. С тех пор как он лишился большей части своей семьи во время инцидента с немцем и ребенком, Майкл начинал работать, едва продрав глаза поутру, и заканчивал, только закрывая глаза вечером; он даже ел стоя и умудрялся отправить все необходимые телесные потребности за две минуты до отхода ко сну. Он был чрезвычайно старомоден. Многие ошибочно принимали Майкла за дедушку Хоакина. Он стал отцом в довольно зрелом возрасте, а из-за своей бороды казался еще старше. После того случая с немцем и ребенком Майкл перестал подстригать волосы и бороду, позволив им расти как вздумается. Теперь и волосы, и борода отросли так сильно, что Майклу приходилось закручивать и то и другое в узлы и перевязывать ремешками, так что один пучок торчал у него на затылке, а второй болтался под подбородком. Из-за постоянной работы и возраста у Майкла страшно болели и ныли все кости, поэтому, ложась в постель, он распускал увязанные в пучки волосы и бороду, ибо уже давно обнаружил, что только лежа на массе своих волос чувствует облегчение.

Вот чего хотел Майкл: работать. Вот чего он боялся: что однажды станет слишком немощным и не сможет работать.

Когда Пит Уайатт услышал Майкла, тот прямо под дождем чинил фундамент сарая. В начале года на Бичо Раро обрушилась кара Господня в виде стаи сусликов, имевших всего две цели: увеличить количество сусликов и выкапывать свои норы прямо под сараем. Суслики так преуспели в достижении первой цели, что собаки Антонии теперь сидели на вкусной и полезной диете, состоявшей из одних только сусликов; к достижению второй цели грызуны тоже приближались настолько успешно, что сарай опасно накренился, грозя обрушиться из-за целой сети сусликовых гостиных. Прежде Майкл осуществлял временный ремонт, затыкая норы неудачными твердокаменными кексами, выпеченными Розой, однако со временем диаметр нор перерос кулинарные таланты Розы, и Майклу не осталось другого выбора, кроме как взяться за перестройку всерьез.

Пит оценил открывшуюся ему картину и выступил с предложением:

– Нужна помощь?

Майкл оглядел Пита и выступил с встречным предложением:

– Идет дождь.

– Да, сэр, – согласился Пит. Он вышел под дождь, и они с Майклом работали бок о бок, пока их одежда не промокла насквозь, как платье Мариситы. Закончив с участком фундамента, который Майкл надеялся сделать сегодня, они, не говоря ни слова, перешли к следующему. Закончили участок, запланированный на завтра, и принялись за следующий – и так далее, и так далее, пока не починили весь фундамент сарая. Дождь к тому времени закончился, выглянуло солнце, и оба работника наконец остановились, сложили руки на коленях и оглядели результат своих трудов.

– Ты – мальчонка Жозефы, – наконец проговорил Майкл.

– Племянник, сэр.

– Ты здесь из-за грузовика.

– Да, сэр.

– Хорошо, – ответил Майкл. Сказал он вроде бы немного, но в целом никто уже много лет не слышал от него столько слов за раз.

– Сэр, если не возражаете, я хотел бы спросить… – начал Пит. – Народ в большинстве своем приезжает сюда за чудесами?

– А зачем еще сюда приезжать? – Прозвучало это утверждение неприветливо, но на самом деле таковым не являлось; из всех обитателей Бичо Раро не только Беатрис обладала суровым прагматизмом.

Пит развел руками, указывая на пейзаж вокруг.

– Потому что здесь красиво.

Пустыня довольно приосанилась, а Майкл взглянул на Пита другими глазами. Человеку приятно, когда хвалят дом, в котором он решил прожить всю жизнь, так что слова Пита понравились Майклу не меньше, чем пустыне. Он дружелюбно заметил:

– Лучше бы тебе пойти и переодеться во что-нибудь сухое.

Пит выпрямился и пальцами попытался придать мокрым волосам некое подобие своей обычной прически.

– Немного погодя. Сначала мне нужно обобрать несколько жуков. Увидимся позже, сэр!

Оставив Майкла стоять у сарая, он быстро свернул за угол, чтобы разминуться с тенью, которую, как он предполагал, могла отбрасывать Беатрис, после чего сломя голову бросился на борьбу с личинками. В другое время Майкл тоже немедленно вернулся бы к работе, но в этот раз впервые за очень долгое время он стоял и еще целых пять минут наблюдал за Питом. В конце концов, чудеса всегда очаровывали людей. Прежде Майклу не доводилось видеть со стороны, как человек работает без передыху, чтобы только ничего не чувствовать, и он не мог отвести взгляд от этого зрелища.

В ту ночь Беатрис и Хоакин отправились в пустыню с новой целью. Раньше их искомая аудитория была безлика, расплывчата, далека. Теперь же, в свете событий минувшего дня, все их слушатели сконцентрировались в одном человеке. Даниэль Лупе Сория, их любимый кузен. Даниэль Лупе Сория, их обожаемый святой. Даниэль Лупе Сория, канувший во тьму.

– Эта композиция посвящается Даниэлю, если он нас слушает, – сказал Дьябло Дьябло. – Немного света, чтобы рассеять твою тьму: группа The Capris, композиция There’s a Moon Out Tonight.

– There’s a moon out tonight, – запел приятный мужской голос, хотя никакой луны в небе не наблюдалось. Заранее записанный голос Дьябло Дьябло остался в кузове грузовичка, в то время как Хоакин, он же тело Дьябло Дьябло, сидел в кабине грузовичка вместе с Беатрис и слушал.

В душе Хоакина развернулась ожесточенная борьба. По природе своей он был человеком горячим, однако нет ничего хорошего в том, чтобы горячо переживать из-за нескольких вещей за раз. С одной стороны, он думал о бедственном положении Даниэля. Хоакин всегда восхищался кузеном. Впрочем, он не хотел быть им, ибо все эти молитвы и эта святость шли вразрез с любовью Хоакина к показным жестам и щегольству, однако он глубоко уважал убеждения своего кузена и доброту, которую видел в Даниэле. Теперь, поглядев на ситуацию со стороны затуманенным от слез взглядом, Хоакин возомнил, что Даниэль был слишком мягок и раним – святой, которому на роду написан мученический венец. У него в голове не укладывалось, как это старшие Сория продолжают жить как ни в чем не бывало, в то время как Даниэль остался один в пустыне. У них что, совсем нет смелости?