Может, Кати наслушалась разных историй, бывая в женских клубах. Поэтому, наверное, она решила взять горничную-китаянку. Я очень удивился, когда Кати сказала, что ей нужна прислуга. Родители Кати имеют дипломы Кембриджа и принадлежат к верхним слоям среднего класса, но семейный бюджет у них куда ниже среднего. Они использовали старые связи и затягивали пояса потуже, чтобы отдать детей в хорошие школы. Мы познакомились с Кати в адвокатской конторе в Лондоне, отнюдь не в палате лордов.

И вот мы очутились здесь, в колонии. Прошу прощения, в бывшей колонии.

Я расстроился, когда обнаружил, что Кати подпала под влияние женского клуба. Но вынужден был согласиться, когда она заявила, что я не из тех, кто в состоянии поддерживать порядок в доме. А ей — и опять я ничего не смог возразить — будет трудно справляться одной, когда она забеременеет.

Подозреваю, дело было еще и в том, что Кати увлеклась идеей наведения межкультурных мостов и решила сделать своим хобби постижение загадочной китайской души.

Если это подозрение верно, то Кати сильно просчиталась. Хобби ничего не принесло ей, кроме огорчений, которые тут же по эстафете передавались мне, как только я переступал порог дома. Кати дарила ей подарки — она брала, не сказав ни слова в ответ. Кати жаловалась: горничная угрюма, непредсказуема и делает толстые намеки, что ее родственники умирают с голоду, а ей не хватает денег спасти их. Кати подозревала, что по ночам она подрабатывает в баре. У Кати пропали золотые серьги, хотя она и не была вполне уверена, что виновата горничная. Оглядываясь назад, я думаю: может, это дело рук нашей призрачной дочурки?

— Если ты недовольна, уволь ее, и все.

— Но ведь у нее семья голодает!

— Это не твои проблемы! Ты же не Леди Благотворительность.

— Рассуждаешь как законченный законник.

— А у тебя голова только ею и забита с утра до вечера.

— Нил, я хочу, чтобы ты поговорил с ней.

— Почему я?

— Я пыталась, но в китайской культурной традиции женщины уважают только мужчин. Только мужчин признают. Держись с ней потверже, и все. Я дам ей выходной в субботу, а в воскресенье, когда ты дома, попрошу прийти. Пожалуйста, не забудь. Ничего не намечай на воскресенье.

— А как насчет золотых сережек?

Про них не следовало вспоминать.

После того как с большим трудом наконец удалось успокоить Кати, я спросил, что, собственно, я должен сказать горничной.

— Скажи, что есть определенные требования, которые она должна выполнять. Что у нее есть обязанности. Скажи — может, она чего-то не поняла, потому что мы плохо объяснили, когда нанимали ее.

— А если она просто ленивая сучка, и все? Почему ты думаешь, что мои слова на нее подействуют?

— Ну как же, китайский менталитет! У китайцев такая психология: если им дать понять, кто хозяин, они слушаются. На меня она смотрит как на кусок собачьего дерьма. Жена Тео рассказывала, у них такие же проблемы. Даже если она не поймет слов, не беда. Все, что нужно, эти люди понимают по интонации.

Вот так в воскресенье и состоялась моя встреча с горничной. Видит бог, я этого не хотел — Кати сама свела нас.

Я предполагал увидеть уборщицу. Горничная есть горничная. Ей оказалось лет двадцать восемь — двадцать девять. Она была в униформе — белая блузка с черной юбкой, черные колготки — и слегка вспотела. Она безразлично выслушала, как я отбарабанил свой монолог, стараясь не смотреть ей в глаза. У нее были прекрасные густые волосы и смуглая кожа. Увидев ее, я уже через тридцать секунд понял: рано или поздно мы с ней окажемся в постели. И я знал, что она тоже это понимает.

С этого самого момента, даже в те ночи, когда мы с Кати занимались любовью по три раза кряду, чтобы она забеременела, я закрывал глаза и представлял, что подо мной лежит горничная.

Тропинка, огибая монастырь, резко поднимается в гору и ведет в самую сердцевину разгорающегося утра. Скоро полоса деревьев остается далеко внизу. Никогда не предполагал, что в этих краях так много неба! Я снимаю пиджак и перекидываю его через плечо. Кейс по-прежнему сжимаю в руке.

Дойдя до выступа скалы, присаживаюсь. Сердце грохочет как барабан. Взял я с собой таблетки или нет? Доктор, который лечит сотрудников компании Кавендиша, китайский шарлатан, сказал: «Принимайте по три таблетки в день, и все будет в порядке». Я спросил, что за таблетки. Он ответил: «В этой бутылочке зеленые, в этой — красные, а в этой — синие». Простите, доктор. Сегодня прием ваших таблеток отменяется.

На небе — сплошная алхимия. Солнце растопило свинцовую серость и превратило ее в серебро. Сквозь серебро постепенно начинает просвечивать голубизна. Хороший будет денек.

Поросшая бурым плюшем глыба подняла голову, посмотрела на меня с сочувствием и замычала. Когда в последний раз я был рядом с коровой, если не считать отбивной? Не помню. Давным-давно, в Уэльсе. Гонконг поблескивает вдали сквозь дымку. Небоскребы тянутся кверху, тесня друг друга, как деревья в джунглях.

Зазвонил мобильный, и меня как током тряхнуло.

Черт, что же я натворил. Боже, помоги мне проснуться, очнуться, вернуться на землю!

Корова опять печально замычала. Да в бога душу мать! Я адвокат. Я живу в мире, где «тринадцать» означает только одно — «тринадцать миллионов баксов». А я прогуливаю работу, как школьник контрольную по математике. Эти тайваньцы! Думай! Какая причина покажется им достаточно веской, что можно привести в свое оправдание? Похищение? Сердечный приступ? Аврил знает, что я принимаю лекарства от сердца. Припадок? Думай, думай! Сильный, невыносимый, мучительный приступ тошноты. А как я объясню, почему не сел на паром? И вообще, придется платить доктору, выписывать рецепт, искать внушающих доверие свидетелей…

Отвечай! Отвечай же!

Включаю телефон и отвечаю, э…

Похоже, Нил, на этот раз ты решил довести дело до настоящего кризиса.

Э… Не слышу ничего, кроме ударов сердца, — словно близкие разрывы гранат.

— Нил? Нил? — доносится из трубки. Аврил, конечно, — Нил, где ты?

Большая муха села мне на колено. Готичный три-цикл. Я снова расслабился.

— Нил! Ты слышишь меня? Чен Юн здесь. Он предельно вежлив, но совершенно не понимает, что могло тебя так сильно задержать. И я тоже не понимаю. И Джим Херш вряд ли поймет. Если Чен Юн недостаточно важная персона, чтобы ты поспешил, то имей в виду, из Петербурга тебе уже дважды звонил господин Грегорский, и сейчас даже не девять.

Я смотрю на свой «ролекс». Боже, как время пролетело. Корова нахмурилась, донесся запах ее свежей лепешки.

— Я знаю, что ты там, Нил. Я слышу, как ты дышишь. Сейчас тебя может спасти только одно — если твой паром перевернулся. Нил, ты слышишь меня, Нил? Если ты не в состоянии говорить, хлопни два раза по телефону, хорошо?