Тьерри «позабыл все слова» своей роли на поле и оказался на периферии национальной команды. Этот первый матч, можно даже считать, отбросил его немного назад, так как явно показал, что молодой игрок еще не подходит для защиты национальных интересов сборной: Эме Жаке не вызывал его в сборную в течение последующих шести месяцев. Обидным для Анри являлось еще и то, что его большой друг Давид Трезеге опередил его в заочном соперничестве за место в сборной и пропустил только одну из шести игр, которые Франция сыграла в этот период – и ту из-за травмы. «Я был суперсчастлив [sic] за Давида, – позже признавался Тьерри. – Но внутри у меня все болело. Неприятно видеть, как твой товарищ движется вверх и уходит вперед, а ты не с ним». Тактической заменой отсутствие Анри также объяснить нельзя. Напротив, на этой стадии Жаке применял схему 4–3–3; при такой расстановке игроков для Тьерри место найти было легче, по крайней мере в теории, чем в схеме 4–3–2–1, которую мы видели на чемпионате Европы 1996 года. Беспокойство Тьерри отнюдь не уменьшилось с появлением Николя Анелька – он по полной воспользовался своим преимуществом перед травмированным Ианом Райтом и утвердился на позиции основного форварда в «Арсенале». Его международный дебют состоялся 22 апреля 1998 года и закончился нулевой ничьей в матче со Швецией. В его душе поселилось сомнение. «Я задавал себе все больше и больше вопросов», – признавался Тьерри весной 1998 года. Он не смел сказать Тигана, насколько беспокоит его травма колена, мешавшая ему с начала года – о ее тяжести знали только его близкие друзья. У него не было времени восстановиться, место в стартовом составе «Монако» все еще оставалось вне его досягаемости, ну или он по крайней мере так думал, и на тот момент настоящий покой, вероятно, был показан ему больше всего. В течение четырех лет подряд, как только домашний сезон заканчивался, он играл последовательно в молодежных командах, представляющих его страну в товарищеских и международных турнирах. В марте 1998 года, почти сразу же после того, как «Монако» ошарашил «Манчестер Юнайтед» на «Олд Траффорд» тем, что Трезеге-ракета забил самый быстрый гол в Лиге чемпионов[20], Тьерри признавался своему сводному брату Вилли, что «у него было ощущение, что он не может поставить одну ногу впереди другой». Его отец Тони добавлял: «За последние пять лет его готовили под каждым соусом», что не являлось таким уж преувеличением. За этот период Анри по-настоящему от футбола не отдыхал, и такая тенденция продолжится вплоть до конца его международной карьеры. Второго чемпионата мира во Франции в обозримом будущем не предвидится. По всей вероятности, пропуск турнира 1998 года означал, что Тьерри упускает возможность, которой не было ни у Копа, ни у Платини, – и он знал, что Жаке ни за что не решится включить слишком много молодых игроков в заявку. Одного – без сомнения, двух – может быть, трех – определенно нет. Он также знал, что милого старомодного «Меме» раздражало то количество внимания, которое Тьерри получал от различных медиа, он выражал недовольство окружавшими игрока «сплетнями» – все это истолковывалось как прямая критика невероятной доступности Тьерри для журналистов. «Я не читаю газет», – говорил он. Да, да, так мы и поверили. Тогда, как и спустя годы, его чувствительность к критике была сопоставима лишь с его желанием, чтобы его хвалили и восхищались. Это сформирует личность серийного рекордсмена до такой степени, что для нас, для журналистов, это станет определением его как человеческого существа. Позвольте мне рассказать вам, почему и как это произошло, для чего мне необходимо оставить ненадолго Тьерри 1998 года.

Сцена произошла в 1970-е годы. У бывалого журналиста есть совет для его молодого коллеги с Флит-стрит. Он достает записную книжку и с размаху открывает ее. «Пока у тебя есть это – голодным ты не останешься». Под «этим» подразумевались телефонные номера тех, кого мы еще не начали называть привычным «футбольные звезды». Коллекцию номеров этот писака кропотливо собирал в течение нескольких лет, промерзая на парковках и стоя под проливным дождем на площадках. Более того, это были домашние телефоны, чистое золото, не то что грошовые базы мобильных телефонов, которые самый удачливый журналист приобретает с осторожностью в наши дни, так как хорошо знает, что через месяц или два любой, кто позвонит на эти номера, услышит пустоту. Современные футболисты не прячут свои следы – они их просто стирают. Анри в этом особенно преуспел.

Большинство британских журналистов соглашаются, что коренные изменения произошли во время чемпионата мира – 1990, когда таблоиды затеяли грязную игру и выпустили из своих недр новых журналистов, известных как «крысы», чтобы они следовали за сборной Англии, возглавляемой Бобби Робсоном, в Италию. Единственным смыслом такого нашествия был сбор «историй», и чем скандальнее – тем лучше; а хулиганы так и вообще стали любимой темой. Книга Пита Дейвиса All Played Out, великолепный рассказ изнутри английской команды во время чемпионата, рисует жуткую картину того, что творили эти «крысы» и как их погоня за грязными подробностями привела к полному разрыву доверия между футболистами и писателями. Футбол вступил в эру шоу-бизнеса наименее достойным из возможных способов, в белой рубашке, неряшливо торчащей из-под смокинга подвыпившего игрока и в поддельных трусах Calvin Klein под парой засаленных синих джинсов. Часто говорят, что создание Премьер-лиги (Брайан Гланвилл как-то назвал ее лигой «Жадность-это-хорошо») в 1992 году, что совпало с приобретением «Скай Спортс» прав на трансляцию матчей, стало переломной точкой, решающим моментом, когда футбол перестал быть «игрой рабочего класса», превратившись в «глобальное развлечение». По правде говоря, червь к тому времени почти вылез из яблока и показал свой неаппетитный видище два года назад в Америке, где организаторы мирового первенства выступили с концепцией «микст-зоны», на настоящий момент ставшей одной из последних точек контакта футболистов и подавляющим количеством тех, кто о них пишет. Слово «контакт» в данном контексте тоже нельзя воспринимать буквально; как правило, я и мои коллеги знаем это из горького опыта, этот самый «контакт» сводится к весьма туманному официальному заявлению, жесту (не всегда самому культурному), в лучшем случае – получается короткое перекидывание обрывками фраз между стайкой благодарных журналистов и кем-то. Этот последний предпочел бы оказаться в другом месте и делает очень мало усилий, чтобы скрыть овладевающую им скуку.

Надо отдать должное Тьерри: будучи настоящей звездой игры, он никогда не считал ниже своего достоинства предлагать какие-то свои мысли ожидавшим его журналистам, которые получили заветный пропуск в эту самую «микст-зону»; более того, его слова, обращенные к нам – а через нас и футбольным фанатам по всему миру, – как правило, стоили того, чтобы их цитировать. Он мог прочитать и проанализировать игру не хуже любого аналитика; он мог делать это даже лучше, более того, он обладал талантом (и культивировал его), который чрезвычайно редко встречается среди игроков: он мог одновременно находиться как в игре, так и вне ее, он мог действовать на основании того, что он наблюдал, и наоборот. Тьерри был прямой противоположностью Фабриса, героя романа Стендаля «Пармская обитель», которого, подобно гальке, вышвырнуло из водоворота Ватерлоо, беспомощного и ничего не понимающего. Когда Арсен Венгер называл Анри «великим игроком», то он имел в виду именно его способность найти точный ответ, один из миллиона имеющихся, и найти его тогда, когда это больше всего необходимо. Эта редкая особенность из всех игроков «Арсенала» его эры больше всех характеризовала Тьерри, за исключением разве что верховного владыки пространства и времени Денниса Бергкампа – товарища Анри по команде, которого сам он почитал выше всего. Даже когда Тьерри не удавалось своим мастерством довести атаку до логического завершения, вы всегда могли почувствовать, как его бег, или обманное движение, или касание мяча этим, а не другим кончиком бутсы, – абсолютно все подчинено исключительной способности проживать настоящий момент и формировать его под себя. В любом случае она проявлялась не столько в «прочтении» игры, сколько в одновременном ее «чтении» и «написании». Эта особенность и отделяет настоящую футбольную элиту от просто талантливых футболистов. Анри, такое встречается еще реже среди спортсменов, мог также рассказать, объяснить бегло и легко свое собственное понимание игры, на английском или французском, что сделало его, говоря словами Мартина Липтона из газеты «Миррор» – «интервью, которое обязательно случится». Никто не сомневался, что перед ними необыкновенно мыслящий, умный молодой человек, чьи скромные академические успехи можно объяснить тем фактом, как мы сами в этом уже убедились, что с самого раннего возраста его семья и наставники – и он сам – понимали, что его предназначение – это футбол, а значит, все формальное обучение стало бы в этом случае лишь отвлекать от главного.