– Ни хрена себе! – вырвалось у Жукова.

– Они в колодце лежали, – пояснил лейтенант. – В соседнем дворе. А я думаю, заглянуть, что ли, на всякий случай, посмотреть, чего там… Все равно по пути едем. И вот пожалуйста! – Гаврюшин потряс зажатыми в руке пистолетами.

– Лихо! – одобрительно сказал Папалаев и показал пальцем на «макаров»: – Очень может быть, что вот этот Олегов.

– Ага! – согласился Жуков.

– Разберемся… – важно сказал Гаврюшин и снова положил пистолеты в барсетку.

– А как со свидетелями? – спросил Папалаев.

– Да говорю же – никак! – развел руками лейтенант. – Два подъезда обошли – никто ничего не видел. Хрен их знает, может, боятся…

– Может… – кивнул Жуков, потом осмотрелся вокруг и добавил: – Так, значит, говоришь, два подъезда?

– Да, – подтвердил лейтенант. – Вот этот третий, – указал он на двери, возле которых стоял, – последний.

– Ну давайте тогда мы поможем, – предложил Папалаев.

– Давайте, – согласился Гарюшин. – Вы начинаете сверху, мы снизу.

– Идет! – сказал Папалаев.

Все пятеро зашли в подъезд.

– Ну и вонь! – поморщился Жуков.

– Ничего, – успокоил его Папалаев, – подъезд небольшой. Так что управимся быстро.

Они поднялись по замызганной лестнице на площадку третьего, верхнего этажа, и Жуков нажал на кнопку звонка одной из двух расположенных там квартир.

– Кто? – донеслось изнутри.

– Откройте, милиция! – крикнул Папалаев.

За дверью послышались шаги, и через несколько секунд она открылась. В проеме стояла неопрятно одетая женщина неопределенного возраста с красным, пропитым лицом. В зубах у нее торчала сигарета.

– Че надо? – спросила женщина.

– Вы были дома вчера вечером?

– А че?

– У вас во дворе произошло нападение на…

– Не знаю я ничего! – перебила женщина.

– А кто-нибудь еще в этой квартире проживает? – спросил Жуков.

Хозяйка уже хотела что-то ответить, как вдруг из-за ее спины донесся какой-то шум и странный скрипучий голос произнес:

– Проживает, проживает!

Женщина повернула голову назад и крикнула:

– А ну марш в свою комнату!

– Кто это? – насторожился Папалаев.

– Да это… – начала хозяйка, но тот же скрипучий голос не дал ей договорить.

– Я брат этой мерзавки! – донеслось из квартиры. – Зинка, ну-ка немедленно впусти милицию! Я хочу дать показания!

Жуков и Папалаев переглянулись.

– Пожалуйста… – усмехнулась женщина и, пропуская оперов в квартиру, отошла в сторону.

Они вошли и увидели перед собой сидящего в инвалидной коляске высохшего мужчину с взъерошенными волосами и блестящими черными глазами.

– Я все видел! – сообщил мужчина.

– Отлично… – сказал Жуков.

– Зря радуетесь! – снова усмехнулась женщина, глубоко затянулась сигаретой и выпустила колечко дыма. – Он сумасшедший. У него шарики за ролики зашли. Он сам не соображает, что говорит!

– Изыди, сатана! – прикрикнул на нее мужчина.

– Да пошел ты! – безразлично произнесла женщина и скрылась в направлении кухни, из которой несло чем-то жженым.

– Как вас зовут? – спросил инвалида Папалаев.

– Леонардо! – ответил тот.

– Василий его зовут! – донеслось из кухни. – Василий Бочкин! Я вам могу его паспорт показать!

Инвалид поморщился и, разворачивая коляску на месте, поехал в глубь коридора.

– Прошу в мои апартаменты! – пригласил он оперов.

Те снова переглянулись и пошли за странным человеком вдоль заставленных пачками книг стен. В конце коридора, справа и слева, находились две двери.

– Там живет Зинка! – указал инвалид на левую. – А тут я! – И, повернув направо, он вкатился в свою комнату. Оперы последовали за ним.

Когда они шагнули внутрь, то увидели, что от пола до потолка хозяйские «апартаменты» увешаны аляповатыми пейзажами в самодельных рамах.

«Ну и мазня!» – одновременно подумали Жуков и Папалаев.

– Располагайтесь! – сказал инвалид.

Однако где именно располагаться, он не уточнил. За исключением узкого прохода к стоявшему у противоположной стены письменному столу, вся она была завалена какими-то бумагами, графиками и тетрадями.

– Это мои труды! – с гордостью сказал хозяин. – Сейчас я вам о них расскажу…

– Погодите, – перебил его Жуков. – Вначале скажите, как же вас зовут?

Мужчина замялся и нехотя ответил:

– Вообще-то она права, по паспорту я Василий. Однако родители, назвавшие меня этим неплохим в общем-то именем, и понятия не имели о моем жизненном предназначении… – Тут хозяин замолчал и загадочно посмотрел куда-то сквозь стену в одному ему ведомую даль.

– А какое у вас предназначение? – спросил Папалаев.

Инвалид подбоченился и очень серьезно ответил:

– Я должен сделать этот мир гармоничней и счастливей. А мой идеал человека – великий художник и мыслитель древности Леонардо да Винчи. И поэтому я сам назвал себя в честь него. И теперь я – Леонардо Бочкин.

Папалаев чуть не прыснул со смеху, но Жуков сдавил его локоть и, обращаясь к хозяину, уважительно сказал:

– Вы поступили абсолютно правильно. Если кто-то чувствует в себе определенное предназначение, то должен ему следовать, чтобы, так сказать… ну… содействовать… в смысле… соответствовать… гм… ну… то есть… – Жуков запутался и, не зная, как выбраться из этой сложной фразы, закончил ее совершенно неожиданно: – Значит, вы были дома вчера вечером?

– Был, – просто ответил инвалид.

– И видели, что произошло у арки?

– Видел. Я как раз сидел за столом, и смотрел в окно, и размышлял над своим очередным трактатом о сути вещей…

– Стоп, стоп! – перебил его Папалаев. – Значит, вы смотрели в окно. И что же вы там увидели?

Но хозяина уже увлекли свои мысли:

– Погодите! – сказал он и поднял вверх указательный палец, как бы придавая моменту особую торжественность. – Сейчас я покажу вам этот трактат! – И он двинул коляску в сторону, намереваясь поднять с лежащей у стены кипы бумаг какую-то тетрадь.

Жуков мягко остановил мужчину, коснувшись рукой его плеча:

– К сожалению, мы не располагаем сейчас достаточным временем, чтобы пообщаться с таким интересным человеком, как вы, – сказал опер. – Поэтому давайте так: мы вам зададим несколько вопросов, вы ответите и мы пойдем. А в другой раз мы с удовольствием…