Если Руди был в полном восторге от Ферми, меня очаровал Франко Разетти. Ростом он был заметно выше своих коллег и чем-то неуловимо напоминал мне Гамова. Чего уж там, я скучала по Джонни. Франко был увлечен дорогами Римской империи – теми, что пережили две с лишним тысячи лет и все еще использовались. На наших совместных прогулках он, бывало, ложился на дорогу, чтобы получше рассмотреть необычные камни. Налюбовавшись, объяснял нам, чем именно необычен тот или иной кусочек брусчатки. От таких находок он приходил в восторг, и невольно часть его восторга передавалась и нам. Десять лет режима Муссолини не смогли изменить дружелюбный и эмоциональный характер жителей Рима. А как они говорят руками!

В декабре Руди предложил на рождественские каникулы поехать кататься на лыжах в маленькую деревушку Кицбюэль в австрийских Альпах. Но тут – мама дорогая! – я вдруг обнаружила, что беременна. Это открытие меня ошеломило. Мне было и радостно, и страшно: ведь я ничего не знала о том, как обращаться с младенцами. А мама была далеко…

Не придумав ничего лучше, в один прекрасный день я со своими страхами свалилась на Лауру Ферми.

– Женя, почему бы тебе не поработать несколько месяцев в детских яслях, пока еще есть время? – «Ж» в ее устах звучало по-русски, мягко и нежно. – Я помогу тебе устроиться.

Хотя ясли меня кое-чему и научили, но волнение не унялось. В самом большом книжном магазине Рима, в букинистическом отделе, я обратилась к продавцу: «Синьор, мне нужна книга о младенцах. На английском языке». Он посмотрел на мой живот и ответил: «Мне кажется, вам незачем торопиться, но посмотрите вот эту», – и протянул мне зачитанную книжку сэра Труби Кинга «Питание ребенка и уход за ним». – Дамы в вашем положении спрашивают ее чаще всего.

Впервые этот учебник был издан в 1913 году и выдержал множество переизданий вплоть до 1950-х. Прижав его к груди, я гордо отправилась домой.

Поездку в горы решено было не отменять. Впрочем, я старалась не рисковать и в основном любовалась альпийскими красотами. Альпы зимой… Fabelhaft!

Сразу после возвращения из Кицбюэля произошло еще одно событие, о котором нельзя не упомянуть. Руди получил письмо от Вильгельма Ленца из Гамбургского университета. Профессор Ленц писал, что готов предложить ему место ассистента, которое до 1928 года занимал Паули! Приступать к работе надо было сразу после Пасхи.

От радости Руди просто опьянел, весь вечер улыбался, как ребенок.

– Женя, дорогая, подумай только, место Паули… И какая приличная зарплата! Женя, ты рада?

Ленц был знаменит не столько своими научными достижениями (впрочем, о векторе Рунге – Ленца я знала еще от Ландау), сколько учениками и ассистентами. Паули, Паули, Паули. Одним из студентов Ленца был Эрнст Изинг. Кто из нынешних аспирантов не знает модели Изинга? Однако, думаю, мало кому известно, что Изинг был одним из немногих немецких евреев, переживших всю войну в оккупированном Германией Люксембурге. Но это уже другая история.

Через несколько дней опьянение Руди прошло. Вечером после ужина он попросил меня выслушать его.

– Женя, не знаю, что делать. С одной стороны, приглашение от Ленца – маленькое чудо. С другой стороны, положение в Германии таково, что приход Гитлера и его национал-социалистов к власти – дело не месяцев, а недель. Мы уже знакомы со Сталиным и Муссолини, хотим ли мы познакомиться с Гитлером? Какой риск больше: оказаться в Германии при Гитлере или остаться без работы и снова превратиться в кочевников? А ведь у нас будет ребенок.

Я задумалась, и пауза затянулась. Вот развилка на жизненном пути, и от того, куда мы повернем, зависело многое.

– Руди, милый, риск есть в обоих вариантах… Но мне кажется, что для нашего будущего ребенка, да и для нас самих, будет лучше, если ты откажешься от Гамбурга. У тебя же есть еще половина Рокфеллеровской стипендии. А за полгода многое может произойти. Да.

Так в начале 1933 года было принято судьбоносное решение.

В начале апреля 1933 года мы покинули Рим и отправились в Англию. Как всегда, заехали в Берлин. Гитлер уже канцлер Германии. «Арийцы высшая раса» – уже официальный лозунг. Дахау уже открыт. Руди снова пытается уговорить родителей уехать из Германии, и снова безуспешно.

В Англии я еще никогда не была. Отличия от континентальной Европы, к которой я уже начала привыкать, поразили меня сразу же. Холодные спальни в пансионах, игрушечные железнодорожные вагоны, двери которых открываются только снаружи, дороги шириной в один автомобиль, движущийся слева, а не справа, бесконечные зеленые изгороди, фунты вместо килограммов и мили вместо километров. Традиция превыше всего.

О еде и говорить нечего. Плачевная еда без вкуса и запаха. Думаю, это связано с пуританской идеей, что еда – это нечто материальное, недостойное того, чтобы ею интересоваться. Хотя, если готовить самому из продуктов, которые есть в магазинах, можно добиться любого результата. В Англии Руди полюбил стряпню, это стало его хобби на долгие годы. От меня он научился русской кухне. Вот уж я радовалась!

Одним из немногих теоретиков в Кембридже, который, собственно, и пригласил Руди, был Ральф Фаулер, занимавшийся в основном астрофизикой. В любой задаче его интересовала прежде всего математическая сторона. Как-то Руди заметил:

– Вряд ли я смогу сотрудничать с Фаулером, у меня совсем другие интересы. Впрочем, кое-что полезное я от него узнал. «Даже если вы считаете своего оппонента полным идиотом, а его работу грубо ошибочной, в вашей ответной статье вы не можете написать “полный идиот”. Вы должны дать это понять читателю иносказательно. Этот элемент нашей работы я бы назвал искусством».

Разумеется, мы познакомились с Резерфордом. Иногда он устраивал приемы у себя дома. На них приглашались все его сотрудники с женами. Он любил рассказывать истории из своей жизни. Однажды он вспомнил, как король Георг V и королева Мария посетили Кембридж по случаю открытия новой библиотеки. Король задал библиотекарю какой-то глупый вопрос, но, прежде чем тот успел ответить, королева кольнула его (короля) в бок кончиком зонтика и довольно громко сказала: «Георг! Не глупи!»

Про Резерфорда говорили, что он недолюбливал теоретиков. Однако Нильс Бор был его близким другом. Однажды Резерфорд сказал Руди, что высоко ценит Гамова за его объяснение альфа-радиоактивности. Поскольку срок нашего пребывания в Кембридже истекал в сентябре, Руди решил не начинать новой темы, а закончить те темы, над которыми он работал в Цюрихе.

Среди молодых теоретиков, пожалуй, самым дружелюбным был Невилл Мотт (позднее он стал лордом). Высокий, подтянутый, внешностью он был похож на Гамова. Когда оба находились в Кембридже одновременно, с расстояния десяти метров их часто принимали одного за другого.

Сильное впечатление на Руди произвел Петр Капица. В то время он уже руководил Мондовской лабораторией, которую специально для него построил Резерфорд. Резерфорд считал его лучшим учеником, и когда Капице требовались деньги на новое оборудование, он получал их незамедлительно. У Капицы особенно интересовали Руди измерения магнитосопротивлений. Теорией этого явления Руди занимался в Цюрихе.