или выпивкой, поскольку пьяницы, видимо, разжились деньгами и двинулись к трактиру погасить похмельем горевшее в них зло от вчерашнего пьянства.

Скоро и тётка Мария вышла на крыльцо своего магазина и Ваня, не прощаясь со своими сверстниками, с которыми так и не успел познакомиться, двинулся в обратный путь, держась возле тётки, но не за руку, что было бы недостойным его возраста в глазах обитателей улицы.

Пётр Фролович, проснувшись, вышел во двор, но ни сестры, ни сына не обнаружил и сел на веранде, поджидая их возвращения. Стайка кур сонно переходила двор от калитки к сараю, где им был устроен насест и гнёзда для несушек, которые сейчас пустовали в ожидании пеструшек, готовящихся снести яйца для обитателей дома к завтраку.

–Ване, конечно, будет здесь неплохо, – размышлял Пётр Фролович, всё ещё сомневаясь в правильности своего решения оставить мальчика здесь на учёбу под попечением своей сродной сестры.

–Мария присмотрит за ним, Ваня обзаведется друзьями по улице и по учебе в училище, но если дело не пойдет на лад, то всегда можно будет забрать сына и определить его в другое место.

Было бы у меня состояние, учил бы своего младшего дома с гувернером, но нет такой возможности. Двое старших сыновей так же учились в отдалении, но ничего, вышли в люди, получили небольшие чины на казённой службе и живут в столицах. Даст Бог и Ванюшка выучится: хотелось бы мне, чтобы пошёл в кадеты и потом офицером служил, но вбил он себе в голову, что хочет быть учителем – пусть будет как хочет, принуждать не стану.

Без сына дом мой опустеет, но Фрося не даст мне закиснуть: послал же Бог мне утешение на старости лет. Простая ведь крестьянка, еле-еле обучил её грамоте, но как она умеет мужчине угодить: и по хозяйству, и в постели – никакая барыня так не сможет. И ведёт себя с достоинством, но без спеси, что выбилась из крестьянской хаты в дворянскую усадьбу, пусть и в приживалки.

Моя жена, покойница, царство ей небесное, тоже была спокойная и незлобивая женщина, детей мне нарожала, но не было с ней душевной близости! Держалась как бы в отдалении, а в постели – как бы по обязанности. Что-то не припоминаю, чтобы покойница Пелагея, хоть однажды, высказала женскую страсть в постели, закричала подо мною или укусила меня, как это делает Фрося.

Может от отсутствия женского сладострастия Пелагея и захворала и померла рано, но не я в этом виноват. Зато к детям Пелагея относилась с лаской и поэтому все они получились удачными и стали людьми. Дочь Лиду бес попутал связаться с лавочником, но ничего, живёт, двух детей уже прижила и кажется довольна. Надо будет навестить её, как приеду, – лениво размышлял Пётр Фролович наблюдая, как петух загоняет своих пеструшек в сарай, в тенёк.

–Ничего, буду коротать век с Фросей, может и ей ребёночка справлю: я ещё не совсем старый, тогда ребёнка признаю, но под венец второй раз уже не пойду – грех это, на старости лет плотским утехам предаваться – продолжал Пётр Фролович свои рассуждения.

–Чаю, что ли попить, пока Мария делами занимается, – пришла ему мысль и он пошёл в кухню разжигать самовар. У Марии самовар стоял на подставке в углу и труба от него выходила сквозь стену во двор, чтобы с улицы не видно, что хозяева готовятся к чаепитию. Мария вела скрытный образ жизни и не давала повода соседям уличать её в угощенье чаем заезжих мужиков: заехал мужик по делам – это одно, а угощать его чаем – это уже другое и похоже на прелюбодеяние.

Пётр Фролович наколол ножом щепочек из лежащего под лавкой чурбана, набросал их в топку самовара, надел сверху дымоходную трубу, зажёг спичку и через поддувало спичкой поджёг щепки. Огонь быстро разгорелся, загудел в трубе и вскоре самовар заворчал, застонал и залился свистом: у Марии самовар был со свистком в крышке и по кипению этот свисток подавал сигнал, что кипяток готов и дело за заваркой.

Пётр Фролович взял заварной чайник, отломил кусочек плиточного чая от прессованного бруска, бросил его в чайник, залил кипятком из самовара, снял трубу, установил конфорку и поставил на неё чайник, чтобы чай настоялся на жару догорающих щепок до тёмно-коричневого цвета. Минут через пять Пётр Фролович налил заварки в чашку, добавил кипятку из самовара и приступил к чаепитию с сушками и колотым сахаром, что стояли постоянно на кухонном столе, который был у окна.

Другой стол – разделочный, для приготовления пищи, стоял у противоположной стены рядом с русской печью без лежанки, но с закутком для сушки обуви, валенок и одежды. Мальчик лет десяти вполне мог поместиться на этом закутке, согнув ноги, чем часто пользовался Ваня впоследствии, набегавшись в непогоду и холод по улице и взбираясь в этот закуток, чтобы быстрее согреться.

Пётр Фролович допивал уже третью чашку чаю, когда калитка заскрипела, отворилась и во двор вошли Мария и Ваня. Они тотчас присоединились к Петру Фроловичу, Мария достала кусок ветчины из погреба, плюшек, что испекла вчера, поставила на стол хлеб и масло, и чаепитие перешло в вечернюю трапезу перед нескорым ещё ужином.

Взрослые обсуждали за чаем свои дневные дела, а Ваня, перекусив, пошёл в гостиную, где стоял книжный шкаф с книгами тётки Марии: она тоже любила чтение в одиночестве и потому книг было в доме довольно много. Некоторые книги Мария купила по своему вкусу, а некоторые достались ей ещё от отца: мать-иудейка светских книг не читала.

Тётка Мария, как ни странно для её облика, любила книги про любовь между мужчиной и женщиной, и таких книг было почти половина, а другая половина была интересна и для Вани: здесь были приключения, истории, сказки и жизнеописания великих людей. Часть своих книг Ваня намеревался потом прихватить из дома и потому, при жительстве здесь, у него образовывалась приличная библиотечка.

Отец говорил, что в уездных городах есть и публичные библиотеки, куда можно приходить, читать на выбор книги и даже брать некоторые из них для чтения домой. За рассматриванием книг Ваня провёл время до ужина, на который его позвала тётка, запёкшая на сковородке в русской печи карасей в сметане, что продал ей сосед-рыбак.

Поварихой Марья была искусной и, видимо, не уступала в этом Фросе, что отметил вслух Пётр Фролович, обсасывая рыбьи косточки и вымакивая хлебным мякишем подливу на сковороде.

После ужина Ваня послонялся по двору не зная чем ему