ЗВЕЗДЫ БАРОККО

К Жану Филиппу Рамо, например, человеку из Дижона. В свое время, а у нас, собственно, как раз об этом времени и речь, Рамо был популярен до невероятия. Он сварганил тридцать с чем-то опер и балетов, да и вообще много способствовал развитию своего ремесла, в частности той же оперы. Всего только в прошлом — 1735-м — году его «Галантная Индия», самый нашумевший из балетов сезона, пользовалась огромным успехом. При этом он не просто старался ублажить публику. Рамо раздвигал границы того, что считалось вполне устоявшимся. Именно он приложил немалые усилия, привнося в музыку описательные элементы. До этого времени музыка была по преимуществу… ну, в общем, музыкой — сочиняемой либо ради нее самой, либо для прославления Господа. Рамо же решил, что ей не помешает и описание вещей вполне земных. И в сочинениях наподобие «Галантной Индии» появились музыкальные землетрясения, бури, извержения вулканов, стрельба по тарелочкам ☺ — все это Рамо изображал в своей музыке.

А был еще Перголези. И, прошу прощения еще раз, я немного задержусь на его имени. Оно всегда казалось мне прекрасным — Джованни Баттиста Перголези. Из Йези, что в Италии. М-м-м. Прекрасно. В общем, как я уже сказал, Перголези родился в итальянском городе Йези. Жизнь он прожил трагически краткую, скончался в двадцать шесть лет, однако успел написать за это время примерно пятнадцать опер и двенадцать кантат. Одна из этих опер, «La Serva Padrona» — «Служанка-госпожа», — была для своего времени явлением очень значительным, особенно для того, в которое ее исполнили в Париже: говорят, она оказала большое влияние на все развитие французской музыки. У Перголези нашлось время и на сочинение музыки духовной, одно из этих его произведений часто исполняется и поныне, причем по одной-единственной причине: оно прекрасно. Это музыкальное переложение «Stabat Mater» — латинского текста, сочиненного для Страстной недели и описывающего мать Иисуса, стоящую у подножия креста.

Ну-с, если я скажу вам, что 1736-й — это всего лишь воспоминание, смутное и далекое, вы мне поверите? Да, скорее всего, поверите, поскольку нас отделяют от этого времени сотни лет. Я, собственно, что хотел предложить — давайте переберемся на шесть лет вперед, в 1742-й. Многое изменилось. Изменилась музыка. Изменился мир. Даже я успел поменять нижнее белье.

Вивальди, господин, в распоряжении коего имелось 400 концертов и Две Женщины, уже умер. Умер, можно предположить, счастливым. Однако, как говорят в шоу-бизнесе, когда закрывается одна дверь, тут же распахивается другая. Или открывается, если вам так больше нравится. Как открылась она в нашем случае. Музыкальный мир обрел композитора, который вполне мог претендовать на звание «Обладатель лучшего имени не только в музыке, но и во всей истории». Имя у него было такое:

Уж и не знаю, почему его родители не сэкономили на дорогостоящих чернилах и не назвали его, скажем:

На самом-то деле много они не сэкономили бы, верно? — но, полагаю, намек мой вы поняли. Карл был родом из Вены, начинал там как скрипач, а после объехал, покоряя публику, всю Италию и дожил до величавой старости, до шестидесяти лет. Собственно, сейчас его именуют второстепенным современником Гайдна и Моцарта. Думаю, в том, чтобы заполнять, имея такое прозвание, анкету перед прохождением через Жемчужные Врата, приятного мало. Имя: Карл Диттерс фон Диттерсдорф (хохотки в очереди). Род занятий: э-э, второстепенный современник Гайдна и Моцарта. Любимый цвет: ну, не знаю, их так много.

Кто еще сорвал, так сказать, банк в музыкальном мире? Ну что же, младенец Гайдн теперь уже поет в хоре мальчиков венского собора Св. Стефана. Он — несомненная восходящая звезда, и если ему удастся избавиться от репутации миляги, его безусловно ждет большое будущее. Что еще? Еще есть музыка для Последней ночи променадных концертов[*], примерно в это время и написанная, — «Правь, Британия!» — любимая песня ура-патриотов (впрочем, как бы вы к ней ни относились, она все-таки поживее, чем «Боже, храни королеву»).

АРН ИДЕТ!

Когда Томас Арн сочинил мелодию, составляющую ровно половину того, за что его ныне помнят, ему было всего тридцать лет. Этому выпускнику Итона, будущему стряпчему, приходилось, скрывая от папы свою увлеченность музыкой, упражняться на приглушенном до беззвучия клавесине.

Впрочем, со временем ему удалось выбраться из своей музыкальной клетушки — господи, как же в ней, наверное, было тесно — и, получив благословение отца, стать преуспевающим композитором. И в 1740-м он сочинил «музыкальное представление», называвшееся «Альфред», из коего и происходит неувядающая «Правь, Британия!». Другая половина его притязаний на вечную славу образуется тем, что он, вместе с Эдуардом Элгаром, стал частью своего рода жаргонного присловья, к которому музыканты прибегают, говоря о человеке, ничего в их деле не смыслящем… «Да он Арна от Элгара не отличит».

«Правь, Б.» Томаса Арна была впервые исполнена в Кливдене, в присутствии принца Уэльского. И это приводит меня к полезному вопросу: так кто же правил, так сказать, волнами в 1742 году?

«В ПРЕКРАСНОМ ГОРОДЕ ДУБЛИНЕ ГЕНДЕЛЬ ВСТРЕЧАЕТСЯ С КОМИТЕТОМ…»

Давайте подкрутим наши окуляры, чтобы увидеть общую картину, а после подкрутим их в другую сторону и займемся деталями.

Сначала картина общая. Прусский король Фридрих Великий[♫] упивается первыми пятнадцатью минутами славы, которой хватит, если быть точным, еще на сорок шесть лет. И, прежде чем мы начнем крутить в другую сторону, что там произошло еще? Еще папа сильно выходил из себя по поводу франкмасонов. Не нравились они ему. Совсем не нравились. Он даже посвятил им папскую буллу, что-то наподобие: «Ну что, в самом деле, такое — вход только для своих? К чему эти дурацкие костюмы и странные ритуалы?» Короче говоря, сами видите, он их побаивался.