Паппас не нашелся что ответить на такой вопрос.

— Не знаю, — наконец сказал он. — Надеюсь, что нет, впрочем, я не уверен. Белый дом, как вы сказали, раскачивается. И трудно предположить, куда его качнет завтра.

Принесли блюдо с сыром. Сэр Дэвид заказал четыре разных сорта, которые разложили на тарелке в порядке усиления остроты. Сначала зрелый камамбер, потом шевр, посыпанный перцем, потом — острый ирландский чеддер, и под конец толстенький клинышек стилтона. Лицо Пламба на мгновение приняло удовлетворенное выражение и смягчилось, но затем он снова нахмурился.

— Знаете ли, Гарри, мы не можем себе позволить, чтобы Америка ошиблась еще раз. Это нам чертовски дорого обойдется. Мы движемся в кильватере вашей политики, как послушный младший брат, помогая вам собирать осколки, когда что-то идет не так. Но я не знаю, сколь долго мы сможем и далее поступать так же. Как вы сами понимаете, эти «особые взаимоотношения» не идут на пользу нашему здоровью.

Замолчав, Пламб отщипнул кусочек запотевшего камамбера, лежащего на его тарелке. Потом шевра. И чеддера. Паппас продолжал раздумывать, что сказать в ответ.

— Там создают бомбу, — наконец сказал он. — Эта информация вышла за пределы Ирана. Они работают над детонатором. Вот что я обсуждал с Эдрианом, и именно поэтому я здесь.

— Да, да, слышал об этом, — ответил сэр Дэвид. — Директор звонил мне вчера вечером. Даже если это правда, можно нескромный вопрос? Ну и что? Сейчас все хотят обзавестись бомбой, но мы же не объявляем им войну, чтобы предотвратить это? Китайцы, индусы, пакистанцы, даже Северная Корея, прости господи. У всех есть бомба, и, mirabile dictu,[11] никто из них, похоже, не собирается применять ее. И лишь в случае Ирана люди из Белого дома думают, что может понадобиться военное решение проблемы. По крайней мере, так говорят нам наши, извините за выражение, шпионы. Но вы — человек, которому я безоговорочно доверяю, опытный, многое повидавший. Поэтому я спрашиваю лично вас: Америка опять собирается воевать? Для нас это достаточно важный вопрос.

Гарри покачал головой. Сам факт этого разговора заставлял его чувствовать себя неуютно. Британцы сделают все, чтобы ты забыл, что они — граждане другой страны. Накормят бараньей отбивной, напоят изысканным вином, угостят пудингом. «Не будете ли столь любезны выдать самые сокровенные тайны своим милым и невинным кузенам?»

— Не могу ответить, поскольку не знаю, — сказал Гарри. — В окружении президента имеется группа людей, жаждущих конфронтации с Ираном, впрочем, существуют и другие фракции, которые этого не желают. Конгресс устал от войны, но там прислушиваются к мнению Израиля, а евреи снова и снова повторяют, что надо нанести удар по Ирану, пока не поздно. И есть сам президент, измученный настолько, что непонятно, как он вообще держится на ногах. Если вы мне скажете, как сложить воедино эту головоломку, я отвечу, будем ли мы воевать с Ираном.

Сэр Дэвид доел сыры и почти допил «Жевре-Шамбертен», которое заказал Гарри и Эдриану к бараньим отбивным. Зал пустел, но глава британской разведки никуда не спешил. Он поглядел на зелень парка, потом снова обернулся к Паппасу, озорно прищурившись. Ловкач с детства, сэр Дэвид всегда добивался своего особыми, только ему известными способами.

— Время, — сказал он. — В этом корень проблемы?

— Не понимаю, — ответил Гарри.

— У меня был знакомый профессор экономики в Кембридже. Итальянец, Пьетро Как-там-его. Он был уже немолод, когда я познакомился с ним. Он посвятил свою жизнь, вернее, впустую потратил ее, как считало большинство окружающих, на доказательство правильности Трудовой теории стоимости, созданной Рикардо. Что за чушь! Экономист, умерший два столетия назад, создал доктрину, которая не в почете у всех здравомыслящих людей. Бог с ним. Но для этого чудака, Пьетро, это стало делом его жизни, что увенчалось монографией «Производство предметов потребления ради потребления». Представьте себе, он построил экономическую модель, в которой капиталом являлся труд. Вложенный труд. Вот в чем была суть его теории. Ценность продуктов труда состоит во времени, затраченном на их производство. Сорвите несколько гроздей винограда, пусть даже в Помероле. Они почти ничего не стоят. Но выжмите из них сок, дайте забродить, разлейте по бутылкам и положите их в погреб хотя бы на пару лет. Бог мой, вы же сделали капиталовложение. Понимаете, о чем я? Время — деньги.

Гарри начал подумывать, не переборщил ли глава разведки с винами, и тут Пламб внезапно наклонился к нему и взял за руку.

— Не делайте ошибки, Гарри, считая, что время на исходе. Это отнюдь не так. Иранцам еще далеко до того, чтобы взорвать бомбу. Они пока не построили реактор на тяжелой воде, значит, у них нет плутония. У них нет и работоспособного детонатора. О да, я знаю о поднявшейся панике, но она необоснованна. У нас куда больше времени, чем считают ваши торопливые друзья из Белого дома, возможно, даже больше, чем вы сами предполагаете. Истинная мудрость заключается в том, чтобы избегать спешки, не думать, что вам не хватит времени. Это не так, уверяю вас.

Гарри ошеломил напор Пламба и его уверенность в своих словах.

— Вы говорите это не тому человеку, сэр Дэвид. Я кадровый разведчик, начальник отдела в ЦРУ. Я не занимаюсь политикой и не имею большого веса среди людей, которые принимают решения. Если вы хотите урегулировать вопрос о том, начнет ли Америка войну, то обратились не по адресу.

Пламб снял с колен салфетку, аккуратно сложил ее и положил на стол. Отодвинул стул, собираясь встать. Эдриан Уинклер последовал его примеру.

— Я вовсе не уверен в этом, Гарри, — сказал Пламб. — Скорее, я думаю, что вы и есть тот человек. Просто вы пока не знаете об этом.

Дамаск, Тегеран

Безумец отправился на выходные в Дамаск. Никто не посмел спросить его, зачем он это делает, впрочем, в любом случае он не ответил бы. На самом деле он просто устал. Аль-Маджнун заказал в управлении делами президента небольшой самолет для частного рейса и в одиночестве полетел из Мехр-Абада в Аль-Маззах, военный аэропорт в окрестностях Дамаска. Он прибыл тайно, без паспорта, визы и каких-либо других следов.

Его отвезли в новый отель «Фор сизонс» на черном седане. Номер был забронирован на имя господина Наваза. Персоналу отеля объяснили, что он — пакистанский бизнесмен, работающий в Иране по делам деликатного свойства. Сопровождающий его телохранитель шепнул пару слов администратору, и гостя поселили в номере президентского класса на верхнем этаже. Процедура регистрации и прочие обычные формальности были опущены.

Наконец Аль-Маджнун уселся на балконе и закурил кальян с опиумом. Посмотрел на старые гробницы. В ходе лихорадочных строительных работ, кипящих по всему Дамаску, их оставили в целости. Краны нависали над каменными криптами и коридорами, усеивающими священную землю кладбища. Сильно затянувшись, он выдохнул и снова посмотрел на них. На этот раз его глазам предстали джинны, нерешительно повисшие над гробницами. Их покой был нарушен. Светящиеся призраки покачивались из стороны в сторону. Ему показалось или он слышит их рыдания? Нет, он еще не настолько накурился. Ничего, положит в кальян еще один мягкий комок опиума и тогда услышит их разговоры.