Едва флагманский 50-пушечник бросил якорь, Рюйтер немедленно отправился домой к жене и детям, дорожа каждым часом семейного уюта. Дома, на этот раз его ждала приятная неожиданность. Старшая из дочерей Корнелия готовилась к замужеству с капитаном солдатской роты Жаком де Виттом, племянником старого соплавателя Рюйтера. Обе семьи ждали возвращения Рюйтера, чтобы отпраздновать столь большое событие.

Компания празднует, 1629, Elias, Isaac

Во время венчания, Рюйтер так расчувствовался, что даже прослезился. Зять ему определенно понравился тем, что первым делом заявил своему тестю о готовности идти с ним в море хоть на край света.

– Теперь будем и внуков поджидать! – радовались адмирал с женой. – То-то нарадуемся!

Но нарадоваться Рюйтеру вновь особо не дали.

Пока Рюйтер отсутствовал на Средиземном море, воспряли духом тамошние варварийские пираты и хорошо пошерстили голландских купцов, так что торговля тех в южных водах была уже близка к полному исчезновению. Известие о новых бесчинствах мусульман вызвало шок у Генеральных Штатов, которые уже было, уверовали в спокойствие Средиземноморья. Поднялся шум и гам, депутаты требовали срочной посылки эскадры. В выборе командующего не у кого сомнений не было.

– Рюйтера! Рюйтера! – кричали все от мала от велика.

Сам Рюйтер такой ситуацией вокруг своей особы был не на шутку раздосадован:

– У нас полным полно прекрасных моряков и отличных флотоводцев, чего они зациклились на мне! Едва я прихожу с моря, и жена начинает наливать мне в чашку кипящий кофе, как немедленно кто-то уже просовывает в дверь очередное предписание! Я понимаю всех, но пусть они и меня все поймут хотя бы раз!

Но все понять вице-адмирала снова почему-то никак не захотели и кто-то, постучав в его дверь, опять передал Рюйтеру очередное предписание. Поняв, что ему ничего уже не изменить, Рюйтер поцеловал жену и отбыл в амстердамское адмиралтейство для получения более подробных разъяснений, что и когда ему должно предпринимать.

– Кораблям сильных государств оказывайте уважение! – велели великомудрые адмиралтейцы. – Датчан оберегать, они сейчас союзники. Французов при случае топить, их король последнее время не благоволит Соединенным провинциям. Варварийцев топить всех, кроме спокойного Сале. С англичанами держать ухо востро, в драку не лезть, но тщеславию их противостоять повсеместно!

– Разъясните яснее! – потребовал уточнения Рюйтер.

Ему разъяснили:

– Противостоять, но не обострять!

– Хорошо! – кивнул все понявший вице-адмирал. – На месте разберусь сам!

На исходе многотрудного для него 1656 года Рюйтер покинул Тексель. К середине января он был уже в Кадиксе. Старый знакомец вице-адмирала герцог де Медина-Косли просил Рюйтера начать свою операцию с крейсирования в испанских водах до прихода торгового каравана с серебром из Америки. Однако Рюйтер, вежливо извинившись, отказался:

– Я понимаю все ваши тревоги, но не могу употреблять свои корабли в интересах иностранных держав без разрешения их высокомочий!

Вскоре после этого Рюйтер покинул Кадикс и направился топить алжирцев и тунисцев. В пути к вице-адмиралу присоединились еще два подошедших из Голландии корабля. С них оповестили, что отныне велено нападать и захватывать все французские корабли, как гражданские, так и военные.

– В чем дело? – спросил Рюйтер. – Мы воюем с Парижем?

– Нет, – ответили ему капитаны. – С Парижем вроде бы пока мир, а вот тулонцы выслали в море все свои суда и безжалостно хватают в добычу наших несчастных купцов. Их высокомочия обратились к французскому королю, требуя прекратить беспредел, и наказать виновных, но Париж молчит, а потому велено употреблять силу!

– Чего ж это тулонцы вдруг озверели?

– Какие-то проценты с нашими не поделили!

– Да уж, – почесал затылок Рюйтер. – Одним проценты получать, другим с жизнью расставаться!

Буквально через два дня с салингов передового корабля были усмотрены два неизвестных судна. Не вняв предупредительному выстрелу, суда попытались оторваться. Чтобы увеличить ход, Рюйтер велел мочить на своих кораблях паруса и снасти. Между Корсикой и Горгоной суда были все же нагнаны. Они оказались французскими фрегатами и были немедленно пленены. Франция только-только начинала создавать свой новый военный флот, и захваченные суда были шведскими фрегатами, совсем недавно купленными за золото королем Людовиком у шведов. Больший из них был 32-пушечный «Ла Рейн», меньший 28-пушечный «Ле Шассер». Одним из капитанов оказался мальтийский кавалер де ла Ланд, хорошо знакомый Рюйтеру своей храбростью и благородством по прошлым походам в средиземноморье. На этот раз, впрочем, противостоять целой эскадре мальтийский кавалер не решился, а после первого же предупреждения спустил флаг с белыми лилиями. Когда-то де ла Ланд сам остановил, бывшего в то время еще капитаном, Рюйтера. Несмотря на тогдашние напряженные отношения между их государствами, удивленный храбрыми ответами голландца он выпил с ним вина и отпустил. Теперь и Рюйтеру выпал случай отплатить добром за добро. Однако на сей раз ситуация была куда более сложная, чем при прошлой встрече двух невольных приятелей.

– Увы, мой друг, но я не в силах полностью отплатить вам сторицей за старое добро и не могу отпустить вас, однако это вовсе не значит, что вы мой пленник, вы просто мой гость! А потому я приглашаю вас к себе на фужер хорошего вина, как некогда и вы меня! – такими словами Рюйтер встретил мальтийского рыцаря и возвращая ему сданную было при пленении шпагу.

– Почту за честь быть гостем у такого хозяина! Я понимаю вас и не держу зла. Мы лишь моряки, а не политики! – отвечал мальтиец, с лязгом бросив возвращенную шпагу в ножны. – Первый тост я хочу выпить за адмирала Рюйтера!

Ратуша на площади Дам в Амстердаме, 1672, Berckheyde, Gerrit Adriaensz

В ближайшем порту, а то была Берселона, Рюйтер снабдив все четыре сотни пленников припасами, отправил их домой. Захваченные же в плен фрегаты, не без выгодны продал в Кадиксе.

Тем временем скандал с захватом судов вышел на орбиту самой высокой политики. В Париже, узнав о захвате и распродаже своих лучших фрегатов, пришли в настоящую ярость.

– Это настоящее пиратство и оно должно быть наказано! – объявил король Людовик на собранном по этому поводу заседании государственного совета.

– За оскорбление королевскому флагу надлежит объявить войну этим торгашам голландцам! – предложи кто-то из первых министров.