Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем более, жизнь уже неоднократно и вполне доходчиво объяснила, что излишняя самонадеянность может обернуться плачевными последствиями.
Когда он наконец возвращается спустя тридцать четыре минуты, порядком раздраженная Уэнсдэй сходу напускается с претензиями.
— Где ты был так долго?
— Так и скажи, что соскучилась, — чрезмерно довольное выражение на лице Ксавье вызывает настойчивое желание вогнать парочку иголок ему под ногти. Похоже, он вне себя от радости, что им предстоит провести наедине столько времени.
— Не скажу даже под пытками, — Уэнсдэй закатывает глаза и заводит машину.
— Вот, держи… — он сует ей на колени какой-то сверток из фольги. — Я подумал, что ты захочешь перекусить по дороге и взял в столовой сэндвич с индейкой.
Аддамс вздрагивает.
Убирая руку, он на долю секунды задевает мизинцем её колено, прикрытое слишком тонкой тканью. Из её достаточно обширного гардероба Энид умудрилась привезти именно это дурацкое платье из шифона — слишком приталенное и длинное, чтобы быть удобным. В ответ на скептический взгляд Уэнсдэй, блондинка мгновенно заявила, что, по её мнению, это «единственная вещь нормального человека, которую она с огромным трудом смогла отыскать, и вообще надо быть чуть благодарнее к людям».
И вот результат.
Одно случайное мимолетное прикосновение ощущается так, будто Ксавье касается обнаженной кожи. Прошибает, словно удар электрошокера.
К счастью, он этого не замечает.
Или делает вид, что не замечает.
Она не удостаивает его благодарностью, уставившись прямо перед собой немигающим взглядом. Откладывает сэндвич в сторону и круто выворачивает руль. Шины приятно шуршат по гравию, Уэнсдэй уверенно нажимает на газ, и белый Форд набирает скорость.
Первые пару часов пути проходят относительно спокойно. Она внимательно следит за дорогой, аккуратно объезжая выбоины в асфальте. Ксавье копается в телефоне, откинувшись на сиденье. Уэнсдэй старается не смотреть в его сторону.
— Могу я подключить телефон к магнитоле и включить музыку? — осведомляется он, и Аддамс отвечает коротким кивком. Салон заполняют вступительные аккорды The Rolling Stones.
— Почему именно эта песня? — спрашивает Уэнсдэй, уже заранее зная ответ.
— Я слышал, как ты играла её на виолончели. Думал, тебе понравится.
«Я заглядываю внутрь себя и вижу, что мое сердце черное».{?}[Ну вы поняли, да, что это из песни, которая была в конце первой серии хд]
Она нехотя кивает в знак согласия.
Ей и вправду нравится.
Каким-то удивительным образом Ксавье помнит все, что хоть немного имеет к ней отношение. Кошмар.
Понемногу Уэнсдэй понимает, что вождение приходится ей по душе. Лёгкое напряжение, которое присутствовало в начале пути, понемногу отступает, а извилистые повороты и мелькание деревьев действуют неожиданно расслабляюще. Немало удовольствия добавляет осознание, что несколько тонн металла и пластика покорно подчиняются любому движению её руки.
И ей определенно нравится скорость — адреналиновый всплеск будоражит кровь. Аддамс теперь точно знает, что попросит у родителей на ближайший праздник.
Единственное, что портит идиллическую картину — музыка. За исключением первой песни, у Ксавье просто чудовищный вкус. Обилие басов и чрезмерно быстрый ритм врезаются в мозг, словно тупой зазубренный нож.
— Переключи песню, у меня скоро кровь из ушей польется.
— А у меня скоро сердце остановится от того, как ты гоняешь, но я же молчу, — упрямится Ксавье и нарочно прибавляет звук на телефоне.
— Я точно высажу тебя на обочине.
— Тогда я умру и буду всю жизнь являться к тебе в кошмарных снах.
«Ты уже являешься ко мне в кошмарных снах».
Аддамс вовремя прикусывает язык.
Обмен любезностями завершен, и еще некоторое время пути проходит в молчании.
Но когда из динамиков начинает доноситься омерзительный речитатив, Уэнсдэй не выдерживает. Чуть сбросив скорость, она тянется к круглой кнопке магнитолы с намерением сию же секунду прекратить эту невыносимую пытку.
— Эй, ну нет! — протестует Ксавье, пытаясь загородить ладонью злополучное устройство.
Аддамс не успевает отдернуть руку.
Их пальцы сталкиваются, и он ловко перехватывает её тонкую бледную ладонь. Тепло его кожи обжигает Уэнсдэй уже знакомым лихорадочным огнём, мешая концентрироваться на дороге. Титаническим усилием воли она заставляет себя не думать об этом.
Но руки не отнимает, почему-то позволяя ему переплести пальцы со своими.
Внимательно прислушивается к своим внутренним ощущениям, но даже суровое рациональное мышление находит этот жест весьма… терпимым.
Вдобавок Ксавье наконец переключает песню, меняя ужасающую какофонию звуков на концерт симфонического оркестра.
Вести машину одной рукой непривычно, приходится сбавить скорость еще больше. Пейзаж за окном понемногу видоизменяется, и на смену хвойным деревьям приходят заросшие сорняками поля и редкие кустарники. Похоже, они приближаются к границе штата.
— Знаешь, для новичка ты отлично справляешься, — в какой-то момент произносит Ксавье.
— Я отлично справляюсь со многими вещами, — отзывается Уэнсдэй, и он усмехается, явно расценив эту фразу по-своему.
— Не сомневаюсь.
Она уже открывает рот, намереваясь сказать очередную колкость, но Ксавье вдруг приподнимается на сиденье и придвигается ближе. Почуяв неладное, Аддамс бросает на него отрывистый предостерегающий взгляд. На его губах вдруг расцветает загадочная улыбка, не предвещающая ничего хорошего.
А в следующую секунду она чувствует, как свободная рука Ксавье ложится на её колено. Oh merda. Жаркий импульс мгновенно пронзает все тело, и у нее против воли вырывается слишком громкий вздох. Уэнсдэй даже не может дернуть ногой, чтобы сбросить его ладонь — она вынуждена удерживать педаль газа. Продолжая улыбаться, он медленно скользит пальцами вверх по колену, и она во второй раз проклинает Энид за кошмарный выбор платья. Струящийся шифон слегка задирается.
— Мы можем попасть в аварию, — угрожающе произносит Уэнсдэй, чувствуя, что с каждой секундой он придвигается все ближе.
Горьковато-древесный аромат его парфюма окутывает дурманящим облаком.
Это не должно быть таким приятным.
Это не должно ей нравится.
Но это приятно. Дьявольски приятно.
— Ты ведь любишь риск… — шепчет Ксавье ей на ухо, опаляя ледяную кожу горячим дыханием.
И от бархатного тембра его голоса все внутренности Аддамс неизбежно скручиваются в тугой узел. Жаркая волна мурашек проходит по её телу, и она чувствует, что грудь под тонким платьем начинает вздыматься чаще. Ловкие длинные пальцы сминают черный шифон, податливая ткань ползет выше, обнажая колени. Уэнсдэй посылает еще одно мысленное проклятье в адрес Синклер, которая притащила чулки вместо привычных плотных гольфов.
— Вау… — восторженно выдыхает Ксавье, поглаживая большим пальцем широкую кружевную резинку.
Сама того не замечая, Уэнсдэй немного подается навстречу его руке. Между бедер возникает
