– О-о-о! Еще и Кобыла!

– Да нет! Кошкиными они стали по прозвищу одного из сыновей Андрея Ивановича. А Захарьины-Кошкины – не хотите ли? От сына Захария Ивановича Кошкина – Юрия, произошли Романовы, между прочим! Царская династия, каково!

– Так они Кошкины, а я – Кошаков!

– А у вас, хм-м, по мужской линии фамилия пошла, да… Что не менее достойно. Ну, берете?

– Что с вами делать, господин Аппельстрем, беру… Пока вы мне какого-нибудь Какашкина не подсунули. А еще один комплект документов? Ага, вижу… Ну – совсем другое дело! Николаев! Просто и хорошо! Эх-х, зря он имечко-то поменял… Был бы Адрианом Николаевым – какая красота! Ну да ладно… Адрес квартиры где? Ага, вот он. Удалюсь рыдать и кручиниться над своею судьбинушкой… Что говорите? Там есть телефон? Вот и хорошо – будет возможность заняться сексом по телефону… Ах, не для этого? Ладно, уговорили. Будем ждать вашего звонка. Засим – разрешите откланяться, уважаемый Петр Карлович!

* * *

Вот так мы и вступили с Андреем в новую жизнь. Как раз в день начала Великой Отечественной войны. Видели все – недоумение, растерянность и злость людей, собирающихся у репродукторов на столбах, рыдания женщин и громкие, разухабистые песни молодых мужчин у военкоматов, вооруженные патрули на улицах, очереди в магазинах… Но особо долго нам сидеть в Москве не пришлось. «Дан приказ ему на Запад…» – и нас перенесли в Белоруссию. Задание было простое – не допустить прорыва немцев через нашу засаду на лесной дороге. Что получилось – вы уже знаете. Первая благодарность, возросший боевой ценз. А потом – первый выговор. А дело было так…

Успешно «потерявшись» ночью, мы с Андреем оторвались от отряда лейтенанта Суворова и двинули на следующее задание. Оно было простым – уничтожить большой склад ГСМ в полосе наступления немецких танковых колонн. Нечего им раскатывать на нашем горючем, иродам. Так вот, склад немцы уже обнаружили. Обнаружили, доложились по команде, оставили отделение солдат для охраны и рванули вперед. Ну, жечь – дело нам, опытным диверсантам-пиротехникам, привычное. Да и отделение немцев особой сложности не представляло. Двое часовых было у въезда на склад, один немец торчал на вышке, а остальные шныряли по территории склада, видимо, делали опись прихапанного имущества.

Нам даже стрелять не пришлось – часового на вышке я сбил гранатой, из которой удалил запал, Андрей прикончил своих ножом, а потом мы потихоньку передушили остальных оккупантов. Собрали тела к одному из огромных баков, зарытых в землю, я установил свои клубочки, подобрал гранату у вышки – пригодится еще, мы отошли, клубочки фукнули, и начался фейерверк. Точнее – мировой пожар. Горело хорошо, дело было сделано, и мы пошли в отрыв.

Шли перекатами. Я в бинокль высматривал предстоящий отрезок пути, потом переносился вместе с напарником по реперу, прокладка нового броска – и так далее. Хлопотно, конечно, на зато довольно быстро. И безопасно. Если не нарваться. А мы как раз нарвались.

Дорогу мы оставили справа, километрах в полутора в стороне, и двигались параллельно ей. Ничего не предвещало опасности, не было ни стрельбы, ни звука моторов. Но, когда мы сделали очередной бросок, я услышал довольный, здоровый хохот нескольких молодых глоток. Мы переглянулись и бросились вперед.

Картина была такая. Мерно мотая головой, стояла запряженная в телегу лошадь. Вокруг лошади столпились пять немцев, гогоча над двумя своими товарищами, которые устроили показательный чемпионат по греко-римской борьбе. Вдруг один из борцов закричал высоким женским голосом: «Не-е-т! Не надо! Ой, мамочка!» Андрей засопел и вскинулся. Я положил ему руку на плечо.

В это время один из немцев, сдергивая с плеча карабин, подошел к телеге и закричал: «Los! Los!» Он ударил кого-то прикладом, я услышал стон, и из телеги начал подниматься перевязанный бинтами мужик. Немец клацнул затвором, девушка пронзительно завизжала.

– Андрей, давай!

Андрей и дал! Если он имеет такие же возможности, как и у меня, я могу спокойно работать каскадером в Голливуде. Мне ни Шварц не нужен, ни всякие там ниндзи – все сам сделаю. Только снимать надо на высокоскоростную камеру. Бросок сержанта Николаева я едва сумел заметить. Немцы полетели сломанными кеглями. И сразу же стало тихо. Я привычно метнул телекинезом чугунную лимонку в голову немца с карабином, и он осел тихой кочкой. Забинтованный мужик только качался и хлопал глазами.

Андрей зарычал и поднял немца с расстегнутой мотней. Что он там с ним сделал, я не видел. Я помогал встать девушке в растерзанной армейской форме. Вдруг немец завизжал как кастрат. Ну, значит, так тому и быть…

– Андрюша, друг мой… Ты не увлекайся – люди вокруг… Вставайте, сержант…

– Санинструктор…

– Ну, тем более… Приведите себя в порядок, все-все… Он ведь не успел, так? Ну, вот. Все прошло, спокойно, спокойно… Ну, поплачь… Только недолго – у тебя вон раненый ведь…

– Как же они так могли, как могли… ведь Тельман… немецкий рабочий класс… а-а-а!

Я скрипнул зубами.

– Это не тот рабочий класс, про который ты думаешь, девочка. Это – еще те работнички… ножа и топора. Ты еще увидишь их работу. Мы все увидим…

Сзади раздался неприятный хруст, и немец замолк.

– Давай, санинструктор, займись делом. Я сейчас…

Андрею было плохо. Он сидел над трупом немца. Голова фашиста была просто-напросто свернута.

– Андрюша, ты как?

Он поднял на меня больные глаза.

– Тур, я научился убивать… Теперь я стал настоящим человеком, правда? Я их буду убивать и дальше. Буду убивать… буду…

– Все! ВСЕ! Хватит! Очнись, сержант! Вон иди, девушке помоги лучше, слышишь?

Он кивнул и начал вытирать ладони об солдатские шаровары. Тер сильно, сосредоточенно. Я оставил Андрея в покое и пошел к телеге. Раненый без сил навалился на нее.

– Вы кто?

– Там… гимнастерка, документы…

В телеге лежал еще один перебинтованный человек. Из его глаз катились слезы боли и беспомощности. Я порылся в сене рукой и нащупал воротник гимнастерки с петлицами. Так, капитан, пехота… Удостоверение… командир 2-го батальона 213 полка 28 стрелковой дивизии… Понятно. Я откозырял.

– Техник-интендант второго ранга Кошаков. Как вас так, а, товарищ капитан?

– Говорить трудно… Ранили меня, не помню… два дня держались, потом нас сбили и погнали… Потом – повел в атаку… взрыв, очнулся в телеге.

– Ясно… Давайте, я помогу вам лечь. Вот так… Лучше? Вот и хорошо. Санинструктор! Ко мне! Докладывайте…

А что тут докладывать – размолотили полк. Раздергали по батальонам, артиллерию забрали на танкоопасный участок. А на них вышли другие танки. С одними винтовками долго не продержишься. Погнали, стреляя в спину. Комиссар приказал ей вывозить раненых. Двое в пути умерли. А сегодня нарвались на немцев, не углядела она их. В кустах сидели.