– По всей видимости, все это выглядело смешно, ведь наш маркизик, должно быть, извивался, как угорь.

– Надо думать, хотя это Маталену ровным счетом ничего не дало. Напрасно он отбивался, угрожал, а под конец даже стал звать на помощь – хромоногий судебный пристав, оставив за собой последнее слово, сказал: «Вперед, Тимотэ, трогай».

Судебный исполнитель по коммерческим спорам, занявший место кучера, хлестнул лошадь и вся честная компания отправилась в тюрьму, где они, скорее всего, сейчас и находятся и где Маталена ждет премилый шабаш.

– Забавно, забавно, – сказал полковник, – вы были правы, майор.

– Единственная странность, – обстоятельно заметил Монсегюр, – заключается в том, что подобные неприятности случаются с Маталеном в тот самый день, когда ему предстоит драться на дуэли с господином де Вертеем. Первый раз он притворился, что решил свести счеты с жизнью.

– Смотри-ка, а ведь верно, – согласился с ним Робер де Сезак.

– А сегодня его бросают в тюрьму в тот самый момент, когда он отправляется в место, назначенное для проведения поединка. Может он, этот красавчик-бретер, боится?

– Кого? Де Вертея?

– Почему бы и нет?

– Этот Вертей пользуется репутацией далеко не лучшего фехтовальщика, впрочем, в жизни все бывает, и если Матален по тем или иным причинам не желает помериться с ним силами, это более, чем любопытно.

– Об этом только что заявил хирург.

Полковник вдруг улыбнулся и сказал:

– Майор, если юный герой из Нового Орлеана опять придет к нам наводить справки о Маталене, мы сможем ему сказать, где тот теперь находится.

– Разделяя интересы сына Коарасса, я даже рад, что этот судебный пристав нынче утром выполнил свои неприятные обязанности. Удар шпагой, пронзивший мою грудь, был нанесен столь молниеносно, что я по сей день спрашиваю, как маркиз оказался на такое способен.

– Теперь это неважно, главное, что юный Коарасс здорово фехтует, – заявил полковник. – А Мэн-Арди и того лучше.

– Но несмотря на это, поручиться за него я пока не могу, – ответил майор Монсегюр.

– А вот я убежден, что против этих двух маленьких храбрецов Матален и десяти минут не продержится.

– Дай-то Бог. Но пока маркиз в заточении и я от этого просто в восторге.

– Господа, все это замечательно, но не мешайте медицине, – раздался голос хирурга. – Полковник, дайте вашу руку… Пульс в норме. Дней через десять вы окончательно поправитесь.

– Благодарю, доктор, что возродили в моей душе надежду.

– А как обстоят дела у вас, майор?

– Все идет, как по маслу, – ответил Монсегюр.

– Фанфарон! Покажите язык… так… неплохо, неплохо… теперь пульс… тоже в порядке… погодите-ка…

С этими словами доктор приложил ухо к груди майора.

– Покашляйте! – приказал он.

Командир эскадрона выдал отчетливое «Кхе! Кхе!».

– Отлично! – сказал хирург. – Дней через шесть вы сможете подставить грудь под новый удар шпагой – если будет желание.

– Ах, доктор! – воскликнул Монсегюр. – Согласитесь, я замечательный пациент, в отношении которого вы провели лечение, которое сделает вам честь, я в этом совершенно уверен.

– Рана была действительно серьезной, что правда, то правда, но и раненый оказался не слабак. Ну хорошо, друзья мои, позвольте откланяться.

Офицеры обменялись с полковым врачом рукопожатиями и расстались. Едва переступив порог, сей замечательный хирург тут же вспомнил рассуждения Монсегюра о Маталене и, будучи редким сплетником и болтуном, в мгновение ока рассказал дюжине человек о необычайном утреннем происшествии, равно как и о странном совпадении, наводящем на мысль о том, что Матален твердо решил уклониться от дуэли с де Вертеем.

Весь город, для которого плохие новости о скандальном бретере были как бальзам на душу, восторженно воспринял этот слух и с энтузиазмом понес его дальше.

Напрасно друзья маркиза пытались оспаривать эти утверждения – уступив перед численным превосходством, они были вынуждены замолчать.

Коарассу с его другом понадобилось совсем немного времени, чтобы узнать о случившемся. Когда они вернулись в город, злоключения маркиза были предметом всеобщего обсуждения.

– Матален в тюрьме, – с улыбкой воскликнул Коарасс. – На этот раз нам ничто не помешает с ним повидаться, если, конечно, он не расплатится по долгам до нашего приезда.

– Что ты собрался делать?

– Найти кредитора Маталена и уплатить ему по векселям дуэлянта.

– Ну хорошо, а потом?

– Потом явлюсь в форт дю Га, возьму нашего милейшего маркизика за руку, выведу на улицу и скажу: «Вы свободны».

– И что дальше?

– Положу ему на плечо руку и спрошу, знает ли он мадемуазель де Женуйяк. А там уже будет видно.

– У меня есть предложение. Может, пообедаем, перед тем как вызволять эту выдающуюся личность?

– Ты прав, я голоден, как волк.

Они вошли в одно из немногочисленных кафе, где кормили плотными завтраками с обязательным мясным блюдом – если в Париже данное новшество было введено еще в V год Республики, то в провинции оно еще не получило широкого распространения.

Как бы там ни было, наши друзья не только позавтракали, но и познакомились с соседом по столику, сообщившим им имя судебного пристава, который арестовал Маталена.

– И где он живет, этот Дюме? – поинтересовался юный Коарасс.

– Улица Мезон-Дюрад, 6.

– Отлично, сударь, премного вам благодарны. А теперь, когда мы утолили голод и жажду – в путь. Для начала наведаемся к судебному приставу.

Сей чиновник умел принимать разные обличья – был то наглый, то раболепный, порой даже и то, и другое вместе, в чем нам помогла убедиться история с Маталеном. При виде двух молодых людей он сделал упор на длинную ногу, что придало ему определенное сходство с лебедем, и, стараясь максимально смягчить резкий голос, спросил: – Господа, неужели я удостоюсь радости оказать какую-либо услугу?

– Да, – ответил Годфруа, – при условии, что вы господин Дюме.

– Это действительно я.

– Ну что же, господин судебный пристав, мы будем вам крайне признательны, если вы сообщите нам, за какую сумму маркиза де Маталена нынешним утром засадили в тюрьму.

– Но я, господа, не вправе разглашать подобные подробности.

– Почему? Ведь мы желаем заплатить.

– Вот оно что! Стало быть, вы друзья маркиза?

– Вас, господин пристав, это не касается. Разве того, что мы платим, вам недостаточно?

– Более чем достаточно.

– Итак, сколько?