– Переверни ее.

На обороте, в левом верхнем углу, виднелась надпись. Роуз поднесла открытку ближе, чтобы разобрать слова. Неожиданно комната поплыла перед ее глазами, и полились слезы.

– Rosa in tramonta… Энцо Кавальеро… – прочитала Роуз вслух, с трудом сдерживая рыдания. – Мой отец…

Бросившись Найро на грудь, она горько заплакала. Открытка упала на пол. А он обнял женщину и ждал, когда уляжется буря эмоций.

– Эй, – прошептал Найро. – Я хотел сделать тебе приятно…

– Мне приятно, – всхлипнула Роуз. – Очень…

– Отлично. – Он смахнул слезы с ее лица.

Она наконец успокоилась и улыбнулась, глядя ему в глаза.

– Спасибо, – от всего сердца поблагодарила Роуз.

– Мне только жаль, что… – Найро запнулся и не ответил на ее улыбку.

Он поднял открытку и указал пальцем на даты. Не сразу догадавшись, что они означают, она нахмурилась. Через секунду Роуз осенило: Энцо Кавальеро умер очень молодым, еще до ее рождения.

К горлу снова подступил ком, и она лишь закивала, сжимая открытку.

– Вот почему моя мать не могла с ним связаться. – Ее голос зазвучал громче и спокойнее. – Но зато теперь она поймет, что он не бросил ее и… меня. Ты рассказал ей?

– Я подумал, что ты, наверное, захочешь сделать это сама.

Так и есть. Роуз не могла дождаться того дня, когда она покажет Джой открытку.

Как бы сложилась жизнь ее матери, да и ее собственная, если бы Энцо не умер так рано? Возможно, она не убежала бы от Найро, если бы у нее была стабильная семья, где любовь и доверие идут рука об руку. Но в таком случае ей вообще не пришлось бы уходить из дома, ведь Фред Браун не познакомился бы с Джой. Тогда она не встретилась бы с Найро… Противоречивые мысли озадачили ее. Может быть, все происходит так, как должно, и не стоит ломать голову, мечтая о другой судьбе?

– Спасибо тебе, – повторила она искренне, держа его за руку.

Когда слезы высохли и к ней вернулась четкость зрения, Роуз бросила взгляд на портфель и увидела то, что лежало под бумажным пакетом на самом дне.

– Это… это же тот самый дом… – пробормотала она, взяв в руки фотографию. – Наше прибежище.

Только теперь он выглядел иначе. Огромное здание снова предстало в своем первозданном блеске. Исчезли все следы запустения.

– Что это?

На стене у двери виднелась вывеска. «Клиника “Эсмеральда”», – гласила надпись на ней.

– Больница для девушек, которые страдают анорексией, – смутившись, ответил Найро.

Но он не смотрел на Роуз. Его вниманием завладела фотография. Вглядывается ли Найро, как и она, в окно на втором этаже, будто призраки людей, которые когда-то жили там, могут появиться за стеклом?

– Мне этот дом не нужен, поэтому я решил, что он должен принести хоть какую-то пользу. Девушки будут получать медицинскую и психологическую помощь. Они даже смогут жить там под наблюдением врачей, пока им не станет лучше.

– Какая замечательная идея!

На этот раз, когда Роуз, полная радости и энтузиазма, заключила Найро в объятия, она почувствовала напряжение в его теле, которое не сразу прошло.

– Я рад, что ты так считаешь.

Мгновение спустя его большая теплая ладонь легла ей на спину между острыми лопатками. Нежность прикосновения пробудила в Роуз неописуемые ощущения. Ею овладело не сексуальное возбуждение, а чувство единения с Найро. Казалось, она обрела дом, который наконец нашла после стольких лет скитаний.

– Найро, – прошептала женщина еле слышно, – у тебя есть ее фотография?

Она не успела уточнить, кого имеет в виду. Найро все понял, сразу же взял смартфон и пролистывал фотографии, пока не нашел нужную. Он передал смартфон ей.

– Это Эсмеральда?

Роуз не верила своим глазам. Она с трудом узнала болезненно-хрупкое создание в маленькой, но крепкой девочке с огромными темными глазами и кудряшками.

– Сколько ей лет?

– Здесь – девять. Я сфотографировал ее перед тем, как…

Перед тем как отец выгнал его из дома, поверив интриганке мачехе, оклеветавшей пасынка.

У нее на языке вертелся неприятный вопрос, который Роуз все же осмелилась задать:

– Эта женщина, Кармен… сказала Эсмеральде, что она толстая?

Выражение лица Найро было красноречивее любых слов. В его глазах промелькнула жуткая ненависть.

– Как она посмела?!

Но Найро не желал вспоминать страшную женщину, которая, по мнению отца, могла заменить им мать. Роуз взяла его за руку и усадила рядом с собой на софу.

– Ты не должен винить себя в том, что Эсмеральда заболела.

Его рука дернулась, но пальцы Роуз лишь крепче сжали ее.

– Твои родители и мачеха виноваты в этом.

– Но если бы я был с ней…

– Если бы твой отец поверил тебе, ты был бы с Эсмеральдой. – В ее голосе чувствовалась уверенность. – Ничто другое не смогло бы разлучить вас.

Несколько долгих минут Найро молчал, уставившись в одну точку.

– Gracias, – выдавил он через силу. – Muchas gracias.

Ему можно было не говорить это. Благодарностью для Роуз служило то, что Найро с ней и обнимает ее. Как же ей хотелось, чтобы это не заканчивалось! Он все-таки высвободил руку, но лишь для того, чтобы прикоснуться к ее тонким пальцам. Его взгляд задержался на левой руке Роуз, и она догадалась, о чем он думает.

– Нет! Мне не нужно кольцо… Я не хочу… – Она надеялась, что говорит твердо и уверенно.

– Эсмеральда уже спрашивала об этом. Так полагается, – пробурчал Найро.

Больше ей не вынести. Она и так держится из последних сил, боясь струсить и вылететь в Лондон ближайшим рейсом.

– Пусть полагается. Пусть это традиция, но ведь наша помолвка – это ложь!

Роуз подалась вперед и села Найро на колени, чтобы отвлечь его единственным доступным ей способом.

– Кольцо – это символ преданности, – не отступала она, поцеловав его щетинистую щеку, затем ее губы стали продвигаться ближе к его рту. И мгновенная реакция в теле мужчины не заставила себя долго ждать. – Символ слияния двух сердец, связанных любовью. Но у нас этого нет и в помине.

Ее руки ласкали кожу Найро, плавно переходя от шеи к плечам и спускаясь ниже. Она не сомневалась, что это вызовет в нем отклик, который положит конец любым разговорам. Из его груди вырвался стон, и Роуз поняла, что добилась своей цели, хотя в глубине души надеялась проиграть этот спор, надеялась, что Найро убедит ее в обратном. Но ее надежды не сбылись.

Слегка потянув за простыню, он сорвал ее и жадным взглядом впился в пышную грудь молодой женщины.