Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поездка в магазин оставила неприятное послевкусие. Не радовала и перспектива грядущих разборок с банком. Я совершенно четко знал, что на карточке у меня имеется около десяти тысяч рублей – не далее как позавчера проверял остаток. Какому идиоту пришло в голову ее заблокировать – поставив меня в крайне неудобное положение перед губастенькой?!
Я раздраженно пошвырял покупки на заднее сиденье. Прекрасный весенний денек совершенно перестал меня радовать. По «Радио-джаз» вместо бодрящих мелодий заунывный голос начал зачитывать какую-то лирическую фигню:
«Любовь моя, люблю тебя безбрежно,
Порывисто, и сдержанно, и нежно!»
В результате я и сам себе стал казаться не понтовым художником на стильной машинке (как мне представлялось еще полчаса назад), а каким-то мошенником на старой таратайке.
В унылом раздражении я вырулил с магазинной стоянки. Езды от дома до «Седьмого океана» минут семь, и по дороге я стал размышлять, сумею ли сегодня же объясниться по телефону с банком? Восстановят ли они счет? А если восстановят, может, стоит повторить попытку: вернуться в универсам и накупить у той же губастенькой продуктов на еще большую сумму? В конце концов я решил, что это будет мальчишеством: ни в одну реку нельзя войти дважды, и губастенькая, видимо, потеряна для меня навсегда.
Занятый собственными мыслями, я не заметил, что с обочины мне машет своей полосатой палкой гаишник. Сроду здесь, в тихом окраинном микрорайоне, не дежурило никаких гаишников! Я резко тормознул – злосчастные покупки повалились на пол с заднего сиденья.
Я проскочил пикет метров на пятьдесят, и дорожный полицейский не торопился ко мне – стоял на месте, помахивая палочкой. Я врубил заднюю передачу и подъехал к нему. Запарковался в теньке и вышел из машины. Гаишник лениво подошел ко мне.
– Добрый день, офицер, – поприветствовал я его. Работники с большой дороги обожают, когда их называют офицерами. – С чего это вы вдруг решили здесь дежурить? Ловите кого-то?
Гаишник не снизошел до объяснений. Я протянул ему документы.
Он внимательно перелистал их, спросил:
– Техосмотр есть?
– Как положено: на ветровом стекле, в правом нижнем углу.
Гаишник рассмотрел карточку техосмотра, неожиданно улыбнулся и спросил, кивнув на «жучка»:
– Хорошая машина, а?
– Неплохая.
– Какого года?
– В России с восемьдесят пятого. А до этого, говорят, на ней Джордж Харриссон ездил.
– Харриссон? – улыбнулся офицер. – Это «битл», что ли?
– Ага.
– Ну, пошли, – вдруг объявил гаишник и широкими шагами направился к патрульной машине, которая была припаркована невдалеке.
Тут я сообразил, что мои документы остались у него, и бросился вслед за ним.
Гаишная машина оказалась воплощением роскоши и комфорта. Большие двери, широкие удобные кресла. Офицер сел на водительское сиденье, я примостился рядом.
Гаишник положил себе на колени ноутбук, раскрыл его и стал, сверяясь с моими правами, вбивать одним пальцем мою фамилию. Я покорно ждал. «Сколько у него передовой техники, – мимолетно подумалось мне, – а все ради одного: сшибать сотни и пятихатки у водителей».
Наконец гаишник закончил процедуру засаживания моей фамилии в компьютер и, высунув кончик языка, щелкнул на «enter». Всмотрелся в экран, а затем удивленно присвистнул.
– Что такое? – буркнул я.
– А ведь ваши права недействительны, – усмехнулся он.
– Почему?!
– Потому что вы – умерли.
– Что??!
Вместо ответа гаишник повернул ко мне экран своего ноутбука. На экране значилась моя фамилия, номер прав и в конце строчки – резолюция: «Водительское удостоверение аннулировано. Основание: смерть владельца».
Так и не поняла Лиза: удачный у нее сегодня день или нет. Плюсов – всего два, но каких! Во-первых, Красавчик на нее явно запал, и вся женская часть «Оникса» умирает от зависти. А во-вторых, заболел Ряхин, и она какое-то время будет обходиться без его указующего перста, и это просто замечательно!
Но и минусы у сегодняшнего дня имелись – и тоже в количестве двух штук. Разгром концепции и внезапная хворь начальника. В самой-то хвори ничего плохого нет: без Ряхина дышится намного легче. Одна беда: угрызения совести. Как ни убеждала себя Лиза, что болезнь шефа проистекла от гиподинамии да от вредности характера – а все же червячок сомнения точит. Вдруг Ряхину поплохело из-за нее?! Она пожелала начальнику сдохнуть – тот и сдох. Почти. Конечно, никто из коллег не расстроится, если их вредный шеф выйдет в отставку или вовсе сгинет, но все равно: разве имеет Лиза право, говоря красиво, вершить людские судьбы?
Утешил ее Берг.
Подавая Лизе пальто, он сказал, пародируя начальственный тон:
– Ну, Лизавета, завтра на работу можете не спешить. Контроль за опозданиями временно отменяется.
Лиза вздохнула и совершенно искренне сказала:
– Знаешь, а мне Ряхина жаль.
– Жаль?! – возмутился Мишка. – А что его жалеть-то? Подумаешь, поболеет недельку…
Как ни странно, после Мишкиных слов плюсы сегодняшнего дня окончательно перевесили минусы. По крайней мере, Лиза возвращалась с работы в шикарнейшем настроении. Так хорошо вдруг стало на душе, что даже начала себя «охлаждать».
«Чему радуешься, бестолочь? Чай с Красавчиком – еще не повод для триумфа. А объективно: на работе – все шатко, и погода испортилась: то ли дождь, то ли снег – в общем, гнусность. Хорошо хоть, автобус сразу подъехал. Правда, забит, как банка с «килькой океанической». И ладно бы одними клерками – а то ведь сплошные пенсионеры, по новому сапогу уже дважды сумкой-тележкой проехались».
Но хоть Лиза и пыталась испортить самой себе настроение – ничего у нее не выходило. Подумаешь, снег с дождем! Подумаешь, толпа в автобусе и засилье колесных сумок! Сапоги, будем надеяться, выдержат, а нога – не очень и пострадала. И вообще, от хмурых сограждан можно прекраснейшим образом абстрагироваться. Не обращать на них внимания. Как говорится, воспарить над суетой. В буквальном смысле слова.
«Вовсе я и не в автобусе еду, – фантазировала Лиза. – Разве счастливые люди ездят в автобусах? Нет. Они… летают верхом на бабочке».
И Лизхен представила: роскошный пятнистый махаон, тонкие, сильные крылья, свист ветра, а в нос бьют сладкие весенние запахи…
– До утра мечтать будешь? – рявкнула на нее кондукторша.
Лиза очнулась и увидела, что автобус уже стоит на конечной остановке, у метро «Выхино», пассажиры расползлись, а водитель устало откинулся в своем кресле и пьет минералку. И только она, Лизхен, прислонилась к окошку, и вид у нее, судя по всему, глупейше-мечтательный. Настоящая «бедная Лиза». И мысли в голове – пустые. Такая, например: «Почему никто никогда не говорит шоферу автобуса «спасибо»? Проводников в поезде – всегда благодарят, пилотам – вообще аплодируют, а водителю – ни слова доброго… Хотя работа у него – сложнейшая. Попробуй припаркуй такую махину или в поток на ней влейся – дорогу-то никто не уступает… Вот подойду сейчас и поблагодарю его – за то что хоть и устает, а возит нас в любую погоду!»