Вопрос был весьма актуальным, хотя о псевдониме я начисто забыла, больше размышляя о том, как можно было бы изменить внешность.

Директор и Анабелл продолжали смотреть на меня, ожидая моего ответа. Директор – с доброжелательным интересом, Анабелл – с лёгкой насмешкой. Ну и почему, когда срочно надо что-то выдумать, в голову никогда не приходит ничего путного?

– Пускай будет «мисс Бетси», – ляпнула я, когда тишина стала слишком уж звонкой. По крайней мере, к «Бетси» я уже слегка привыкла, и не буду забывать на него отзываться.

– Прекрасно, – совершенно спокойно согласился директор и снова потянулся за платком. – «Мисс Бетси» так «Мисс Бетси». Ваши жалованье будет составлять три фунта за каждое выступление.

Совершенно не представляя, много это по здешним стандартам или мало, я посмотрела на Путешественницу. Анабелл слегка склонила голову, и я с умным видом кивнула.

– Хорошо.

– Превосходно! – он даже хлопнул в ладоши и вскочил на ноги. – Тогда прямо сейчас я познакомлю вас с труппой. Я очень надеюсь, что вы поладите с актёрами…

И повёл нас обратно в зал. Меня постепенно захватывало ощущение какой-то нереальности происходящего. Уже не особо отдавая себе отчёт, я последовала за директором, но до зала мы дойти не успели.

Из двери с табличкой «Костюмерная» вдруг показалась та самая пожилая дама, с которой скандалила Маргарет при нашем появлении, и сразу же бросилась к Хогарту, на ходу рассказывая о каких-то проблемах в костюмерной. Директор извинился перед нами, попросил подождать его пять минут, и убежал следом за миссис Браун – так он представил нам костюмершу. Мы с Анабелл переглянулись, пожали плечами и зашли в костюмерную, чтобы не ждать в коридоре.

Внутри нам открылись длинные ряды одежды, и у меня немедленно разбежались глаза от обилия красок и фасонов. Я словно попала в точку пересечения самых разных эпох – здесь были и платья с кринолинами, и военная форма, и греческие тоги, и рыцарские кольчуги, и средневековые туники… У окна стоял рабочий стол, на котором лежала гора ярко-красной ткани. В ней я опознала платье Маргарет. Сбоку от стола начинался ряд манекенов, на которых были парики и головные уборы.

– Как ты собираешься изменить внешность? – поинтересовалась Анабелл, разглядывая золотое платье Клеопатры на одном из манекенов. – Грим?

– Не хотелось бы, – задумчиво отозвалась я, изучая своё лицо в зеркале.

Мне доводилось читать, что в косметике раньше использовали ядовитые вещества, вроде свинцовых белил, что приводило к жутким заболеваниям кожи и общим проблемам со здоровьем. По крайне мере, во Франции семнадцатого-восемнадцатого века подобное было точно. Однако проверять на собственном опыте, из чего делали косметику в Англии конца девятнадцатого века, у меня не было ни малейшего желания.

– Здесь нужно что-то другое…

Пройдя вдоль манекенов с париками, я нашла глазами тот, на котором волосы выглядели наиболее натурально – он был ярко-рыжий, – и попыталась надеть его. На мою собственную причёску он не налезал, и я принялась вытаскивать из светлых волос шпильки. Анабелл открыла было рот, чтобы разразиться возмущённой тирадой, но только махнула рукой, справедливо рассудив, что спорить бесполезно.

Приложив определённые усилия, мне удалось спрятать волосы под парик, и теперь я с интересом разглядывала в зеркале ярко-рыжее отражение.

– Этого мало, – занудным голосом немедленно вставила Анабелл. – Тебя всё равно можно узнать, пусть и не с первого взгляда.

– Вижу… – задумчиво пробормотала я. Осмотревшись по сторонам, я вдруг зацепилась взглядом за предмет, который мог бы оказаться именно тем, что мне было необходимо. С напольной стойки я сняла шляпку, к которой была прикреплена полупрозрачная вуаль. Надела её, расправила вуаль и посмотрела в зеркало. Единственным ярким пятном на мне оставался рыжий парик, который проглядывал из-под вуали. Полупрозрачная вуаль слегка мешала обзору. Я повернулась к Анабелл, ожидая её вердикта.

– Знаешь, а это уже интересно, – сообщила она, рассматривая меня со всех сторон. – Ты предлагаешь не просто спрятать внешность мисс Барнс, но вовсе не показывать своё лицо, чтобы никто из зрителей не знал, кто поёт на сцене? В этом что-то есть. Но чего-то всё равно не хватает…

Она осмотрелась по сторонам, ничего не нашла, а затем открыла сумочку и достала из неё какой-то тюбик. Я сообразила, что это, только когда уже Анабелл схватила меня за подбородок тонкими, стальными пальцами и принялась деловито красить мне губы.

– Стой спокойно! – прикрикнула она, когда я протестующе замычала и попыталась вырваться. – А то криво получится…

Я невольно отступила назад, когда она наконец-то отпустила меня, и с трудом подавила в себе желание немедленно стереть помаду.

– Из чего она хоть? – неприязненно поинтересовалась я. Опасения за собственное здоровье никуда не делись.

– Олений жир. От него не умирают, – она критически рассматривала результат своих действий, а потом развернула меня лицом к зеркалу. – Посмотри. Так лучше. Только помаду пускай тебе Хогарт покупает.

Изучая собственное отражение в зеркале, я была вынуждена с неохотой согласиться, что Анабелл права. Вуаль не скрывала черт лица, но слегка искажала их. Посторонний взгляд невольно должен был задерживаться именно на ярко-алых губах или рыжем парике, которые мешали мысленному воссозданию моего портрета. Пожалуй, это действительно было то, что нужно. Затем я повернулась и с удивлением увидела, как на лице Анабелл впервые за весь день появляется одобрительная улыбка.

Вернувшимся вскоре Хогарту и миссис Браун мы объявили, что одолжим у театра на неопределённый срок часть реквизита. Директор, которому мы продемонстрировали мой новый сценический образ, пришёл в восторг и распорядился, чтобы миссис Браун подобрала мне одежду в тон к шляпе и парику. Следующие полчаса помощница костюмерши – молодая невзрачная серая девушка в таком же невзрачном сером платье – снимала с меня мерки, пока сама миссис Браун работала над ярко-красным платьем Маргарет, попутно руководя действиями помощницы. К концу этой процедуры я уже чувствовала себя порядком уставшей, на что Анабелл только фыркнула – мол, ты сама на всё это подписалась, так что теперь не жалуйся. Она была права, и я прикусила язык.

Когда костюмерша наконец-то позволила мне уйти, на лестнице меня снова подхватил мистер Хогарт и повёл в зрительный зал – знакомиться с труппой. Анабелл именно в этот момент вспомнила, что оставила дома невыключенный утюг (на самом деле она упомянула встречу с портнихой, о которой совсем забыла, но смысл был примерно тот же), и поспешно распрощалась, напоследок шепнув мне, что будет ждать в карете. Её явное нежелание встречаться с актёрами было совершенно открытым, но я решила добиться от неё правды позднее. Директор театра учтиво проводил её до дверей, и, едва Путешественница скрылась из поля зрения, я почувствовала неуверенность, впервые оставшись наедине с совершенно незнакомым мне миром. Всё-таки присутствие чопорной и хладнокровной Анабелл, пусть и безгранично преданной Путешественникам, неплохо меня успокаивало.