Ну, ладно. Разберусь сама.

На сцене полным ходом шла репетиция. Маргарет, одетая на этот раз в платье винного цвета, нервно вышагивала из угла в угол, всем лицом выражая сильнейшие душевные терзания. Наконец, не выдержав напряжения, она бросилась на кушетку, и к ней немедленно подбежала седая кормилица (если я помню правильно, в пьесе её звали Энона) и принялась причитать над убивающейся царицей, параллельно пытаясь выяснить причину её мучений. В отличие от ведущих актёров, одетых современно, на остальных действующих лицах были тоги. Я так и не поняла причин этого различия – то ли сценические костюмы главных героев находились в стирке, то ли это была такая смелая режиссёрская находка.

Зато именно сейчас я наконец-то сообразила, почему Хогарт назвал постановку скандальной – во-первых, у всех актрис были слишком открыты плечи, спины и грудь, и было очевидно, что под сценическими костюмами нет тонн нижних рубашек, сорочек и так далее. А во-вторых, скандальной была сама пьеса. Действительно, ставить в викторианской Англии с её моральными устоями действо про то, как царица влюбляется в собственного пасынка, позабыв о муже, долге, ребёнке, и не может совладать с этой страстью – это очень смело.

– Господа! – торжественно провозгласил Хогарт, когда сцена подошла к концу, и Федра с кормилицей спустились со сцены вниз. Возглас Хогарта привлёк внимание всех остальных, и теперь на нас смотрели все присутствующие в зале. – Господа! Для меня огромное удовольствие представить вам сегодня нового члена нашей труппы!

Эти слова произвели магическое воздействие. Все разговоры немедленно стихли, и теперь на меня смотрели уже пристально, изучая со всех сторон. Самым пронзительным оказался взгляд ведущей актрисы – Маргарет оценивающе изучала меня с ног до головы, что-то прикидывая в уме. Пожалуй, этот интерес был мне понятен – чисто коммерческий, ведь появление новой фигуры в устоявшемся коллективе актёров должно было так или иначе нарушить уже сложившийся порядок, хоть в финансовом плане, хоть в том, как теперь будут распределяться роли. Я была уверена, что эту мысль Маргарет сейчас и выскажет вслух, но первым об этом заговорил совсем другой персонаж:

– Не могу не спросить, Хогарт – и на какую же роль вы берёте новую актрису? В нашем спектакле все роли уже разобраны. Конечно, если мне не изменяет память…

Издевательские слова принадлежали ведущему актёру, которого директор назвал Гровером. В отличие от прочих актёров, подтянувшихся поближе, чтобы получше меня рассмотреть, он продолжал сидеть в первом ряду партера, лениво развалившись в кресле. О скандале с Маргарет уже ничто не напоминало, и он как ни в чём не бывало рассматривал меня, особое внимание уделив груди и бёдрам, хотя я с трудом могла представить, как он мог разглядеть хоть что-то под моим наглухо закрытым платьем.

На колкость Гровера директор не обратил никакого внимания.

– Мисс Бетси будет петь в антракте, – радостно сообщил он, словно делился какой-то невероятно приятной новостью. Я даже покосилась на него с удивлением – не думала, что моё присутствие может кого-то привести в такой неописуемый восторг.

– Но мы никогда не ставили музыкальные номера, – удивлённо заметила Маргарет. Теперь она стояла близко ко мне, и я, пользуясь случаем, изучила её внешность. Это оказалась жгучая брюнетка, которую я в жизни бы не приняла за англичанку, несмотря на вполне английское имя. Больше всего она была похожа на испанку или итальянку – высокая, смуглая, черноволосая, с живыми тёмными глазами. Очень красивая женщина, и в Лондоне она со своей экзотической внешностью точно должна была иметь толпу поклонников. После увиденного утром я была готова к тому, что сейчас она закатит ещё один скандал – на этот раз из-за появления совершенно новой фигуры. Но актриса выглядела вполне спокойной.

Мистер Хогарт, как мне показалось, с трудом сдержал вздох облегчения и немедленно обмахнулся платком.

– У мисс Бетси прекрасные вокальные данные, – заверил он Маргарет. – Полагаю, что в этом случае музыкальный номер себя оправдает. Она не будет участвовать в основном действии вместе с вами, и вам не придётся узнавать манеру игры друг друга и подстраиваться. Полагаю, что трудностей быть не должно.

Эти слова, похоже, удовлетворили всех присутствующих. Только дирижёр, выглядывавший из оркестровой ямы, смотрел теперь с любопытством.

– «Мисс Бетси» – а дальше? – поинтересовалась «кормилица». Присмотревшись повнимательнее, я заметила, что это была ещё молодая женщина. Просто на ней был седой парик и грим, изображавший морщины.

– Просто мисс Бетси. Без фамилии, – спокойно пояснила я.

Актёр средних лет в пробковом нагруднике, выкрашенном золотой краской, которая должна была означать благородное золото, хмыкнул и что-то сказал на ухо своей соседке – светловолосой актрисе невыразительной наружности. Гримёр с помощью косметики попытался сделать её лицо более ярким, и, возможно, из зрительного зала результат смотрелся неплохо, но вблизи девушка выглядела размалёванной, как страшная ведьма из сказки. Остальные же посмотрели задумчиво, прикидывая, кем я могу быть, но однозначного ответа из моей внешности они бы не получили. Одета я была по-прежнему скромно, а держаться как благородная леди я пока так и не научилась, несмотря на все старания Анабелл, так что узнать настоящую меня они бы не смогли.

– Ну, мисс Бетси так мисс Бетси, – наконец вполне равнодушно отозвалась Маргарет, словно вынося общий приговор, и актёры перестали изучать меня с таким интересом.

– Всё равно музыкальные номера – это глупо, – отозвался Гровер и с небрежным изяществом вновь открыл сценарий. – Мы же не какое-то парижское кабаре… Впрочем, нашему дорогому Хогарту, разумеется, виднее.

Судя по интонации, будь его воля, Гровер немедленно выставил бы за порог непонятную певичку и не тратил бы более своё драгоценное время на подобную ерунду, однако был вынужден подчиниться обстоятельствам. Он вновь углубился в чтение сценария, и весь его вид выражал снисходительное презрение к черни, которая ничего не понимала в высоком искусстве. Женщина, исполнявшая роль кормилицы, и ещё две девушки, судя по костюмам, игравшие служанок-наперсниц, смотрели на него с обожанием. Пожалуй, не без причины – выглядел ведущий актёр сейчас очень по-байроновски, а на подобных романтических героев барышни западали регулярно.

– Мисс Бетси, – обратился ко мне Хогарт, которого поведение ведущего актёра нисколько не задело. – Я представляю вам нашу труппу. Мисс Маргарет Уилфред – наша ведущая актриса, исполнительница главных женских ролей. Томас Гровер – наш ведущий актёр, исполняет главные мужские роли. Сара Уотсон и Фред Мастерс – актёры основных второстепенных ролей, – девушка в ярком гриме и мужчина в пробковом нагруднике кивнули. – А также Дугал МакКинли, Лилиан Бейкер, Билл Карлтон и Анна Уоррен. И, разумеется, мистер Скотт, руководитель нашего оркестра.

Все актёры кивали, когда их называл директор, даже Маргарет. Один Гровер так и не поднял головы, когда его назвали. Я же вежливо улыбалась, стараясь не подать виду, что бо́льшая часть имён пролетела мимо меня, никак не отложившись в памяти. Позже постараюсь их всё же выучить. Теперь, как я понимала, меня ожидала последняя часть экзамена, от которой будет окончательно зависеть, стану я «актрисой» или нет. Не оплошать бы сейчас перед всеми присутствующими… Ведь одно дело – петь дома, где тебя почти никто не слышит, и совсем другое – перед толпой народа. И это при том, что во время настоящего представления слушателей явно будет во много раз больше.