Я не сразу поняла, что происходит впереди, потому что фуру вдруг повело влево, словно водитель пошел на обгон, но в тот же момент раздался звук удара, и я, стараясь обогнуть начавшую тормозить фуру справа, чтобы уйти от столкновения на обочину, врезалась во что-то оказавшееся прямо передо мной. От удара меня откинуло сперва вперед, в раскрывшуюся подушку безопасности, а потом назад, и я почувствовала боль в затылке и шее и только затем – в животе. А потом вокруг все погасло.

Очнулась я от ощущения тряски – как будто лежу на каталке и меня везут по кочкам. Открыв глаза, увидела над собой низкий потолок, схватилась рукой за что-то металлическое и поняла, что это действительно каталка. Справа к моей руке тянулся прозрачный шланг капельницы, голова нестерпимо болела, я попыталась приподняться, но меня тут же вернули в исходное положение.

– Не шевелимся, а то капельницу вырвете.

– Куда… везете? – еле вывернула я, чувствуя, как каждый звук отдается в голове взрывом боли.

– В городскую больницу, уже недалеко осталось, – ответил женский голос.

– А… машина?

– Машина ваша на месте аварии осталась, но сумку и ноутбук мы забрали, вот они. – Молодая девушка в темно-синей куртке «Скорой помощи» показала мне обе вещи. – Не волнуйтесь, все цело. Как вы себя чувствуете?

– Голова… очень голова болит…

– А живот?

Я машинально положила левую руку поверх юбки:

– Тоже…

– Ничего, сейчас доедем, там врачи посмотрят.

– Я сама… врач…

– Тогда должны понимать, что лишних движений делать не нужно.

Фельдшер отвернулась, ища что-то в аптечке, а я вдруг вспомнила, что дома ждет Матвей и уже, наверное, с ума сходит.

– Девушка… позвоните моему мужу, пожалуйста… телефон в сумке…

Она вынула мобильный:

– Диктуйте номер.

Я продиктовала, она с серьезным лицом подождала ответа и спросила:

– Как обращаться?

«Матвей Иванович», – успела сказать я до того, как в трубке раздался голос мужа.

– Да, Мажаров. – Видимо, заработался, не увидел сразу, что звонок от меня.

Лицо фельдшера вдруг сделалось растерянным, и она протянула:

– Ой, Матвей Иванович… это вы?

– Это я. А с кем я говорю?

– Это Алина Глазкова, пятьсот вторая группа, лечебный факультет.

– А почему вы звоните с телефона моей жены? – насторожился Матвей.

Я протянула руку, чтобы забрать трубку:

– Матвей, ты только не волнуйся, хорошо?

– Впечатляющее начало. Уже не волнуюсь. Что случилось?

– Я, кажется, в аварию попала, но почти ничего не помню. Меня «Скорая» везет в городскую…

– Так, все, трубку фельдшеру передай! – оборвал муж.

Когда я передала трубку девушке, услышала:

– Алина, по существу скажите.

– Автотравма, сотрясение головного мозга, подозрение на тупую травму живота и повреждение шейного отдела позвоночника, – отчеканила фельдшер, чуть порозовев. – Состояние стабильное, средней тяжести.

– Я понял. Постараюсь быстрее подъехать. Вы далеко?

– Только въехали в город.

– Успею, – и Матвей сбросил звонок.

Алина вернула телефон в мою сумку и спросила:

– Вы действительно его жена?

– У вас мои документы, проверьте.

– А я его студентка. Учусь на дневном, но дежурю по старой памяти, да и деньги нужны. Ну, и практика хорошая. Вас не тошнит?

– Нет. Но голова очень болит, – закрывая глаза, призналась я.

– Вы ударились затылком о подголовник, вышло жестко. Ничего, сотрясение средней степени, пролежите недельку, прокапаетесь – пройдет.

– Все бы ничего, но у меня на понедельник операция назначена, – пробормотала я, понимая, что ни о какой операции речи уже не идет – куда я в таком состоянии… неизвестно еще, что с травмой живота. На ночь точно придется в городской остаться, а завтра посмотрим.

– Вы же пластический хирург, да?

Я кивнула.

– А я хочу на «Скорую» врачом вернуться, – сказала девушка, поправляя шланг капельницы. – После училища отработала три года, решила – надо учиться дальше.

– Правильно.

Поняв по моим односложным ответам, что мне явно не до разговоров, Алина умолкла, принялась заполнять сопроводительный талон – я слышала, как чуть поскрипывает шариковая ручка.

Голова болела все сильнее, но я не стала просить обезболивающее, чтобы не путать картину.

Сотрясение явно есть, тут девочка права – меня страшно тошнило, хорошо еще, что я ничего весь день не ела, может, хоть рвота не откроется.

К больнице мы подъехали, кажется, одновременно с Мажаровым, потому что первым, кого я увидела, когда дверь машины открылась, был именно он – с ключами в руке.

– Ну, ты даешь, – укоризненно покачав головой, произнес Матвей, помогая Алине выкатить носилки. – Как умудрилась?

– Да не помню, – поморщившись, буркнула я – соприкосновение колес носилок с асфальтом вызвало у меня новый приступ тошноты и головной боли. – Матвей, постарайся меня домой забрать.

– Еще чего! Пока диагноза четкого не будет, полежишь тут, даже не разговаривай со мной.

Я закрыла глаза – спорить с Матвеем бесполезно, а в присутствии его студентки еще и неэтично.

В приемном, разумеется, Матвея узнали – практические занятия он вел здесь, да и я тоже нередко появлялась в больнице для консультаций. К счастью, народа почти не было, ждать не пришлось, мне сделали снимки и – по настоянию дорогого супруга – ревизию брюшной полости, за что я ему была отдельно благодарна в самом негативном смысле этого слова. Теперь меня точно не отпустят, пока не уберут оставленный в полости дренаж.

– Ты не переборщил? – спросила я уже в палате, когда вся суета немного улеглась, а мне стало полегче после пары уколов.

– Прекрати, Деля. Ты сама хирург, понимаешь, что такое тупая травма живота.

– К счастью, я больше с этим не работаю. Ты бы позвонил Василькову, а?

– Завтра позвоню. Выходные ведь, что там без тебя случится?

– Мне нужно, чтобы он мой операционный план просмотрел и вместо меня кого-то поставил.

– Завтра позвоню, – повторил Матвей, – и он разберется за воскресенье. А ты лучше поспала бы.

– А ты бы лучше домой поехал.

– Ну, сейчас! Даже не думай, здесь полно места, переночую с тобой. К тому же у меня тут завтра занятия.

– Пойдешь помятый и небритый?