Но в понедельник меня домой не отпустили. Заведующему отделением не понравилась моя томограмма, и он настоял на том, чтобы я осталась. Пришлось подчиниться. А вечером вдруг приехал Авдеев, чем удивил меня, а потом и вовсе испугал. Мы не успели переброситься даже парой слов, когда выражение его лица вдруг стало сперва удивленным, потом испуганным, словно он увидел призрак. Пробормотав что-то невнятное, Авдеев вскочил и выбежал из палаты, а я так и не поняла, зачем он вообще приезжал и что произошло. Позвонивший поздно вечером Васильков отчитался о работе клиники за день, упомянув и Авдеева – мол, справился с операцией отлично, ничего в моем плане не изменил, все последующие операции пройдут по графику. Я, правда, не была в этом уверена после сегодняшнего, но не стала ничего говорить дяде Славе, только попросила отнестись к работе Авдеева чуть более внимательно.

– А что-то не так? – сразу насторожился Васильков.

– Просто хочу, чтобы ты присмотрелся к нему и, если надо будет, поддержал и помог. Я все-таки собираюсь с ним контракт заключать, хочу быть уверена, что он справляется.

– Темнишь ты, Аделина, – вздохнул дядя Слава, и я почти увидела, как он качает головой и прищуривает левый глаз. – Как самочувствие?

– Нормально. Но ты же знаешь Матвея…

Муж, присутствовавший при этом разговоре, укоризненно посмотрел на меня и погрозил пальцем. Я только отмахнулась:

– И вообще – я бы у себя полежала, как тогда, после ранения, помнишь? И всем только польза была бы. Но супруг возражает.

– Да и правильно делает супруг твой, – изрек Васильков. – Нечего тебе тут делать, лечись где положено, и без тебя не развалится.

– Ну, посмотрим. Ты звони, если что.

– Ну, вот уж если совсем будет «если что», то позвоню. Поправляйся.

Убрав трубку на тумбочку, я посмотрела на довольное лицо мужа:

– Счастлив?

– Не то слово. Хоть кто-то меня поддержал.

Единственным плюсом моего положения оказалось то, что я, во-первых, отоспалась, а во-вторых, мы закончили наконец статью, до которой у меня все не доходили руки. Матвей, правда, ругал меня за излишнее рвение к работе, но я пообещала чередовать ее с отдыхом и честно держала слово. Домой меня отпустили только к пятнице, но и то только потому, что я надоела заведующему своими постоянными визитами в ординаторскую и в его кабинет.

– Вы, Аделина Эдуардовна, удивительно сложный пациент, – подписывая мою выписку, сказал он. – Я все понимаю – работа, клиника… но вы бы и о себе подумали. После сотрясения надо бы воздержаться какое-то время от сложных операций.

– Ну, разумеется. Я не войду в операционную, пока не почувствую себя в состоянии делать свою работу так, как должно.

– Ну, хоть это понимаете, – пробурчал заведующий и отдал мне бумаги. – Назначения я сделал, уж будьте так добры, выполните все, что там написано.

– Обязательно.

Листок с назначениями отправился в урну сразу после того, как я вышла из дверей приемного покоя, о чем, конечно же, я не сказала Матвею.

– Странно, что твоя подруга тебе ни разу не позвонила, – заметил Матвей в машине.

Я поморщилась. Он не знал о нашей последней встрече, я даже не сказала, что была у нее, а тем более – не рассказала, о чем мы говорили. Я до сих пор была обижена на Оксану за ее слова. Да, признаюсь, я тоже порой жестко критиковала ее избранников, но у меня хотя бы имелись для этого основания, а со временем и Оксанка убеждалась в моей правоте. Но ее попытка заставить меня усомниться в Матвее меня оскорбила. Даже не будь меня, Мажаров вполне спокойно состоялся бы в пластической хирургии и достиг бы даже большего, чем успел в моей клинике. И то, что моя лучшая подруга считает, оказывается, иначе, было мне очень неприятно.

– Значит, все в порядке, ты же сам говорил – будет плохо, найдется.

Матвей как-то странно на меня посмотрел.

– Что?

– Ничего. Ты стала рассеянной и невнимательной, думаю, это последствия травмы.

– Да что не так? – разозлилась я, прокручивая в голове весь разговор и пытаясь понять, что же упустила.

– Я сказал – тебе не звонила, – с нажимом повторил Матвей, поворачивая в переулок, ведущий к нашему дому. – Это значит, что она звонила мне. Раньше ты бы непременно за это зацепилась.

– Матвей, у меня голова болит, если честно. И звонки Владыкиной не тот повод, чтобы я стала цепляться.

– Не хитри, Деля, тебе это всегда плохо удавалось. Что у вас произошло?

– А какова ее версия?

Мажаров захохотал:

– Очень дипломатично. Решила подстроиться?

– Не имею ни малейшего желания. Я что-то устала от того количества глупостей, которые она совершает, мне необходимо время, чтобы снова начать с ней нормально разговаривать. И давай больше не будем об этом, хорошо?

Матвей не ответил, но я почувствовала, что он со мной согласен – сейчас мне только Оксанки не хватало с ее трагедиями. Пока Матвей парковал машину, я вдруг почувствовала такую слабость, что даже выйти на улицу и дойти до подъезда мне казалось делом невозможным.

– Давай немного посидим? – попросила я жалобным тоном.

– Эх ты, вафля вафлёй, печенье в клеточку, – беря меня за руку и находя привычным жестом пульс, улыбнулся муж. – Ну, давай посидим, окно хоть открой. Кстати, мне звонил Эдуард Алексеевич.

Я оживилась:

– Тебе? С чего вдруг?

– Ну что он, зятю не может позвонить? Спрашивал, не могу ли я организовать консультацию.

– Кому?

– Какому-то знакомому.

– Ты не находишь, что это странно? Сперва он просит меня положить в клинику какую-то девушку, которая, кстати, так до сих пор и не появилась. Потом обращается к тебе. Что ему может быть нужно?

Матвей притянул меня к себе, крепко обнял и проговорил:

– Деля, мне иногда страшно тебя слушать. Это как же тебя жизнь потрепала, что ты даже родного отца подозреваешь в чем-то?

– Не подозреваю. Просто он никогда ничего не делал просто так, понимаешь?

– Хватит. Он не просит ни о чем криминальном, расслабься. Зря я тебе вообще сказал.

Мы еще немного посидели в машине, я окончательно пришла в себя и смогла самостоятельно добраться до квартиры. Матвей поддерживал идеальный порядок, наша домработница, приходившая теперь дважды в неделю, всегда говорила, что ей неудобно брать деньги, потому что работы почти нет.

Как же хорошо было вновь оказаться в собственной постели, я даже подумать не могла, что так обрадуюсь кровати и свежему постельному белью.

Приняв душ, я без сил свалилась под одеяло, пока Матвей, чертыхаясь, разбирал пакеты с продуктами, которые попросил сегодня купить домработницу: