Он хватает меня и вжимает в себя, я по глазам читаю, что сказанные мною последние слова сносят планку, вижу по реакции, что это все, а дальше, дальше хоть потоп, потому что есть предел всему, и моему терпению тоже. Есть грани, за которые заходить нельзя, а он зашел и растоптал все, что там было.

Меня медленно разрывает на части, когда сильные руки сжимают в не совсем нежных объятиях, они скорее обреченные, словно он так пытается выдавить из меня остатки любви и нежности. Поднимаю заплаканный взгляд, чтобы столкнуться с чистой яростью, брови сведены на переносице, от него веет алкоголем и сигаретами, противными и гадкими сигаретами, которые он обещал не курить.

Я повторяю по слогам слова, после которых в глазах Никиты загорается нечто абсолютно незнакомое мне, пугающее своей новизной, заставляющее кровь в жилах вскипать.

—Что ты сказала? — приближается вплотную, ожидая ответа, и я лепечу нечто, за что хочется самой себе надавать оплеух, но они дают свой результат, от которого меня с силой прижимают к стене, выбивая весь воздух из легких, не заботясь о том, что мне может быть больно или неприятно. Нет. Он больше не думает, и я больше не думаю. Потому что ощущаю крепкий захват и вгрызающийся в меня поцелуй, горячий, с привкусом алкоголя и боли, разливающейся по венам яркими переливами.

Цепляюсь за шею, пытаясь удержаться, потому что Никита подхватывает меня за бедра, насаживая на себя, мы полностью соприкасаемся телами. Прохладный воздух касается раскаленных от внутреннего жара бедер, ногами на высоченных каблуках упираюсь в накаченные ягодицы мужчины, сильнее всаживая в него каблук. В носу плотно обосновывается его запах, запах, не похожий ни на что другое. Жадно веду носом по слегка влажной от пота коже, понимая, что, возможно, после этого взрыва опять наступит отрицание. Наше принятие краткосрочное, как вспышка, а откат затем долгий, вязкий и соткан из сожаления.

Сильные пальцы вжимаются в бедра, принося боль. Я пытаюсь отвечать на это безумие, но на деле, лишь полностью подчиняюсь напору. Язык грубо вторгается в меня, одновременно с этим слышится треск ткани, платье плавно оседает на талии, оголяя грудь. Никита лишь на секунду отрывается от меня, чтобы опалить взглядом, полным вожделения и нетерпения. Затем такими же одержимыми поцелуями он покрывает шею, пальцами пробираясь к самому сокровенному, я выгибаюсь как кошка, сдавленно постанывая на каждое новое касание.

Это настолько приятно, что теперь хочется плакать от счастья. Я сама впиваюсь пальцами в взлохмаченную шевелюру, тяну на себя, прижимая сильнее, чтобы ощущать острее и больнее. Пальцы нетерпеливо погружаются в меня, одновременно с этим Никита обхватывает сосок, прикусывая последний, чем вырывает из горла сдавленный писк. Прикрываю глаза, не в силах больше терпеть, это все похоже на нереальность, сон, как мне кажется. Вновь и вновь меня откидывает на какую-то горку, а затем я с высоты падаю вниз, раскалываясь на миллион осколков.

—Пожалуйста, — откидываю голову назад и больно бьюсь затылком, когда слышится возня, тяжелая пряжка ремня отскакивает и прижимается к бедру, мурашки мгновенно покрывают тело, волосы электризуется, я вся как оголенный провод. Никита резко толкает меня на себя, секунду смотрит в глаза, сдвигает трусики, а затем грубо вторгается в меня горячим членом, одновременно вгрызаясь в рот.

Секундная боль пронзает тело, я громко кричу, не готовая к такому напору, это слишком больно, так больно, что снова плачу, прикусывая губу Никиты. Жмурюсь и только спустя целую вечность открываю глаза, сталкиваясь с ошарашенным взглядом, наполненным теперь уже не столько яростью, желанием, сколько шоком, граничащим с паникой. Он за секунду понимает все и утробно рычит.

—Что ты…? — осматривает меня, потом переводит взгляд вниз, пытается все отстраниться, пока я снова прижимаюсь к нему, не давай выйти. Нет.

—Блядь, Света, — Никита громко ругается и стонет, а затем ударяется лбом о стенку рядом со мной. Надсадно дышит. —Почему с тобой так сложно?! Почему, блядь?!

Я бегло стираю слезы с щек, щепчу на ухо:

— Не дай мне запомнить свой первый раз таким, — обвиваю его шею и оставляю нежный поцелуй на подбородке.

Захват на талии ослабляется. И мужчина мучительно медленно выходит из меня, чувство пустоты плотным кольцом окучивает подрагивающее тело.

Он поворачивается ко мне, цепляет за подбородок и целует. Уже не так, словно это последний раз, уже не так, словно крадет. Нет, все плавно, нежно, я веду пальчиками по лицу, нащупывая мельчайшие шрамы, проводя по ним бережно, нежно. Никита осторожно ведет ладонями по спине, обхватывает ягодицы, чуть сжимает и отпускает, несет меня куда-то. Я в себя прихожу только тогда, когда ощущаю под собой прохладную постель.

—Ты не должна была так поступать, — наклоняется ко мне, всматриваясь так внимательно, словно впервые видит.

—Ты бы тогда так и ждал чего-то…— поднимаю руку и пальцами обвожу контур губ, но Никита не дает мне продолжить, прикусывая подушечки, а затем зализывая место укуса. В глазах плещется костер из эмоций. Я лежу перед ним наполовину раздетая, что он решает достаточно быстро, одновременно стягивая одежду и с себя, и остатки с меня, после чего накрывает своим горячим телом. Не пропускает ни единого сантиметра, словно исправляет оплошность.

Саднящая боль между бедер практически не ощутима, лишь слабые отголоски дают остаточные ощущения. Я чувствую подрагивающий член, который не входит, а лишь мягко касается меня у самого входа, словно дразнится.

Никита обводит языком ореол груди, плавно спускается ниже и ниже, раскидывая мои ноги в разные стороны, чем безумно смущает. Я привстаю и пытаюсь свести ноги, но он не дает мне этого сделать.

—Что ты? Не надо!

—Легла быстро, я просто посмотрю.

Даже сейчас командный тон не покидает его, пусть в глазах и плавится сталь, а на лице блуждает слабая ухмылка.

Делаю как он говорит, Никита осторожно раздвигает половые губы и обреченно выдыхает. Слышу слабое шуршание фольги, заминка, после чего Никита накрывает меня и запрокидывает ноги к себе на талию.

—Смотри на меня, расслабься и не вздумай меня сжимать, поняла?

Сил на то, чтобы ответить, нет, зато есть тянущее напряжение, граничащее с болью, требующее освобождения.

Он медленно входит в меня, так мучительно медленно, что я оставляю глубокие царапины на спине. Толчок. Глаза распахиваются, и он меня целует. Еще толчок. Дорожка пота скатывается по лбу и падает на грудь. Я понимаю, что сдерживает себя, не хочет навредить. Постепенно скорость движений нарастает, боль отходит на второй план. Есть бесконечная вереница поцелуев, горячего дыхания, и наслаждения, пронзающего меня до основания.

—Я люблю тебя, — шепчу, пока мужчина крепко прижимает меня к себе, запрокидывая ногу на бедро. Потные и уставшие мы сцепились конечностями мертвой хваткой.

Он целует меня в висок и шепчет:

—Ты мне выбора вообще не оставляешь.